Вопрос: ДТЭК заявил о потере контроля над своими предприятиями в неконтролируемой части Украины. Чем отличается ситуация 1 марта и 15 марта для этих компаний?
Ответ: К сожалению, произошло то к чему постепенно двигалась ситуация с блокадой. Мы говорили: есть серьезный риск, что “местные правители” будут использовать блокаду для того, чтобы фактически захватить наши предприятия. Так и произошло.
После попыток разблокировать ключевой перегон Ясиноватая-Скотоватая мы получили уведомление с требованием перерегистрироваться в непризнанных республиках и обеспечить платежи налогов на неконтролируемых территориях. Это для нас было неприемлемо ни при каких обстоятельствах.
Вопрос: Что именно произошло?
Ответ: Приведу пример шахты “Комсомолец Донбасса”. Это одна из лучших шахт в украинском углепроме. В период блокады шахта продолжала свою работу благодаря поставкам угля на Луганскую ТЭС. Это единственный перегон, который позволял нам поставлять уголь шахты на свою станцию, а, следовательно, и сохранять рабочий режим предприятия, платить шахтерам зарплату. 13 марта руководители наших предприятий получили копии документов, которые свидетельствуют о регистрации “государственных предприятий” “ДНР” с такими же названиями, приказ о начале инвентаризации на наших предприятиях и запрет на отчуждение нашего имущества. За этим последовало требование уплаты налогов в бюджеты так называемых “ЛДНР”. Естественно, эти условия были для нас неприемлемы.
Вопрос: Как вы оцениваете возможность вывоза угля с ваших предприятий на НКТ? Можно ли продать такой уголь в Украину или он пойдет на территорию России?
Ответ: Существует две ключевые причины, по которым этот уголь невозможно продать: отсутствие рынка сбыта и нелегальный статус этой продукции.
Начнем с рынков сбыта. Три наших угольных объединения, которые добывают антрацит на неконтролируемых территориях (“Свердловантрацит”, “Ровенькиантрацит” и “Комсомолец Донбасса”) в этом году должны были добыть 12,8 млн. т угля. С учетом того, что потребление внутри зоны АТО составляет порядка 2,2 млн. т на Старобешевской ТЭС “Донбассэнерго”, то остается около 10 млн. т угля без рынка сбыта.
Теперь смотрим на Российскую Федерацию. Там объем производства товарной продукции где-то в районе 12 млн. т антрацита, из которого внутреннее потребление составляет около 3,5 млн. т. Из 3,5 млн. т 85% потребления приходится на Новочеркасскую ГРЭС, которая находится в Ростовской области и принадлежит “Газпрому”. Она – ключевой, если не единственный покупатель угля ростовских шахт. Получается, что Украина остается незаменимым рынком сбыта для антрацита, который добываются на неподконтрольной территории.
Неспециалисты в угольном бизнесе могут предположить, что если Украина этот теперь уже нелегальный уголь брать не будет, а России он не нужен, то существует “экспортное направление”. Но качество этого угля не соответствует требованиям внешних рынков. Средний уровень содержания серы в украинском антраците – 1,7%, а в угле марки “Т” – 2,6%. Необходимая для экспорта норма – 0,9% и ниже. Простым языком – экспорт для этих углей закрыт.
Вторая причина – “токсичный” юридический статус этого угля. Мы уже зарегистрировали уголовное производство по нашим предприятиям. Подано заявление в полицию, и возбуждено 11 уголовных дел. Будут наложены аресты на все движимое и недвижимое имущество по списку, который мы передали. Это означает, что производство и вывоз любой продукции является уголовным преступлением. И у нас появились все юридические основания для того, чтобы при обнаружении факта потребления этой продукции предъявлять претензии.
Первое, что мы сделали – отправили предупреждение “Донбассэнерго”, чья Старобешевская ТЭС работает на НКТ. Когда на шахту “Комсомолец Донбасса” пришли “деятели” из самопровозглашенных республик, первое, что они сказали: мы будем брать 5 тыс. т угля в сутки для этой станции. И в день нашего публичного обращения – 21 марта – “Донбассэнерго” объявило о потере контроля над Старобешевской ТЭС.
Аналогичный набор действий мы предпринимаем в адрес Новочеркасской ГРЭС, которая является вторым объектом потенциальных поставок угля. Станция принадлежит “Газпрому”, чьи ценные бумаги торгуются более чем на 10 биржах. ГРЭС в ближайшее время получит аналогичное письмо-уведомление. Мы также планируем направить письма-предупреждения на все биржи.
Вопрос: Кто еще может выступить покупателем этого антрацита?
Ответ: В целом у нас есть список из 32 компаний, которые потенциально могут этот уголь покупать. Каждой из них мы направим подобное письмо. Сегодня в компании создан отдельный “штаб”, в котором первую скрипку играют юристы. Мы предупреждали с самого начала, что всеми доступными юридическими способами мы будем защищать нашу собственность и нашу продукцию. Аналогичную юридическую позицию занимает “Метинвест”, с которым мы координируем свои действия. Фактически, как я сказал, какое-либо взаимодействие с “национализированными” предприятиями может квалифицироваться, как соучастие в преступлении.
Вопрос: После захода вооруженных людей на предприятия будут ли продолжать на них свою работу их сотрудники и руководители?
Ответ: Самое трагичное, что пострадали люди, притом, что там и так хватало страданий за эти три года. У нас на НКТ работает 36 тыс. человек, и обеспечить всех работой здесь, к сожалению, невозможно. Все что попадало в руки местных “деятелей” либо останавливалось, либо уничтожалось, либо разворовывалось. Со своей стороны, мы предложили сотрудникам рассмотреть возможность трудоустройства на других предприятиях ДТЭК. Сегодня обратилось более 500 человек, в основном это управленцы.
Вопрос: Как вы оцениваете ситуацию с возможным возвратом контроля над своими активами, если президент отменяет свой указ о блокировании? Насколько реален этот сценарий?
Ответ: Сомневаюсь, что в ближайшие месяцы что-то произойдет. Тут ключевым фактором является время. Чем позднее эти “деятели” осознают последствия и невозможность нормально работать на этих предприятиях, тем драматичнее могут оказаться разрушения и тем меньше шансов восстановить их полноценную работу. В настоящее время я не вижу никаких предпосылок. Все разговоры на международном уровне, что это не отъем собственности, что это временная администрация – это разговоры для наивных людей.
Вопрос: Если шахты будут остановлены, насколько могут быть опасными экологические последствия?
Ответ: Последствия могут быть катастрофическими. Это один из базовых принципов – шахта не может быть закрыта просто так. Шахты, которые не добывают уголь по 10-15 лет, все равно работают в процессе откачивания воды и дегазации. 100-200 человек обязаны круглосуточно поддерживать безопасность на таких предприятиях.
Например, в Донецкой области к шахте “Комсомолец Донбасса” примыкают еще пять ликвидированных шахт. От них, по подземным трещинам, которые с каждым годом увеличиваются, подземные воды поступают к работающей шахте. И если в 2014 г. объем откаченной воды составлял порядка 5 млн. куб. м, то в 2016-м ее количество уже до 12 млн. куб. м. По объему это можно сравнить с огромным глубоким озером. В случае его выхода на поверхность, будет затоплено порядка 200-300 га земельных участков, а это почти два киевских ботсада. Шахтные воды не отличаются кристальной чистотой, поэтому помимо подтопления, есть перспектива загрязнения питьевой воды и ухудшения эпидемиологической обстановки.
В Луганской области на каждом из двух угледобывающих предприятий за год откачивается еще больше – почти по 30 млн. куб. м воды.
Я говорю это с абсолютной уверенностью потому, что мы сталкивались с подобной ситуацией в августе 2014 г. Тогда из-за боевых действий “Комсомолец Донбасса” полностью лишился энергоснабжения и до полного затопления шахт оставались считанные часы. Причем без возможности дальнейшего восстановления. Я помню, как наши энергетики под обстрелами восстанавливали энергоснабжение, и мы спасли шахту. С учетом того, что нынешнее отношение к технике безопасности, скорее всего, очень поверхностное, перед этими шахтами стоит реальная угроза быть уничтоженными без пуль и снарядов. А вместе с ними и у всех близлежащих населенных пунктов.
Помимо этого, в обеих областях существует реальная угроза неконтролируемого выхода метана.
Вопрос: Перейдем к теме финансового состояния компании. ДТЭК уже начал общение с держателями своих еврооблигаций, чтобы рассказать о возможных последствиях и рисках?
Ответ: Конечно. Мы проходим сложный путь, связанный с реструктуризацией наших обязательств. В декабре прошлого года мы подписали реструктуризацию со всеми держателями облигаций и сегодня у нас сделан выпуск до 2024 г. Там условия подъемные для компании. После того, что произошло, мы сделали официальное заявление, что эти события не повлияют на выполнение наших обязательств по обслуживанию еврооблигаций. На прошлой неделе в рамках инвестиционной конференции Dragon Capital мы проводили встречи с крупнейшими фондами – держателями наших ценных бумаг. Наша коммуникация с инвесторами постоянна и предельно открыта.
Вопрос: Как блокада в целом отразится на Украине?
Ответ: Тут есть несколько серьезных негативных последствий блокады, о которых говорилось в течение месяца. Летом прошлого года, если помните, была забастовка железнодорожников Донецкой железной дороги. Если смотреть помесячную динамику ВВП в стране, то единственный месяц, когда этот показатель снизился на 3% был как раз тогда, когда были остановлены ж/д поставки из зоны АТО. Поэтому вся эта ситуация, безусловно, отразится на росте промышленного производства, если он вообще будет, отразится на ВВП и в целом на торговом балансе.
Ситуация с отсрочкой транша МВФ заставила всех активно собирать точную экономическую информацию. Мы передали в Министерство финансов данные, что захваченные предприятия ДТЭК уплатили в 2016 г. свыше 4 млрд. грн. налогов. Цифры прогнозных потерь по 2017 г. – около 5 млрд. грн.
Есть риски и для национальной валюты, потому что сегодня антрацит есть только на неконтролируемой территории, и альтернатива этому – импорт. Даже с учетом антикризисных инициатив руководителей отрасли, а они касаются в основном увеличения объема производства “Энергоатома” и увеличения производства станций, которые работают на марке “Г”, нам до конца этого года все равно нужно около 5 млн. т именно антрацита. Это значит дефицит внешнеторгового баланса увеличится еще на $0,5 млрд.
Также прямым последствием блокады станет рост оптовой рыночной цены на электроэнергию. В своих тарифах это почувствует украинская промышленность.
Все это – результат работы депутатов-популистов и псевдоэкспертов, а на самом деле разрушителей экономики страны, последствия действий которых почувствует каждый украинец. Я надеюсь, наступит как минимум политическая ответственность инициаторов блокады за потерю Украиной своих промышленных предприятий, неизбежный рост тарифов и снижение уровня жизни.
Вопрос: Существует ли необходимый нам угольный ресурс на внешнем рынке?
Ответ: Его можно привезти. Мы рассмотрели все предложения, которые сейчас есть на мировых рынках угля. Ключевые продавцы – ЮАР, Азия и Австралия. Уголь найти можно, вопрос в его стоимости. Сейчас в тарифе тепловой генерации заложена цена угля – 1730 грн./т. При этом текущие предложения на импортный уголь соответствующего требованиям ТЭС качества находится в диапазоне $100-110/т с доставкой на станцию. Дальше расчет очень прост. Берем необходимый объем 5 млн. т, умножаем на цену и получаем величину дополнительной финансовой нагрузки на энергетический сектор Украины. Это все, не стоит забывать, валютные платежи на условиях предоплаты.
Вопрос: Есть ли уже договоренности по импорту угля ДТЭК?
Ответ: До конца года мы видим потребность более 2 млн. т. Сегодня одно судно уже законтрактовано, мы ожидаем поставку в начале мая. По остальным ведем переговоры. На этой неделе мы должны утвердить коммерческую стратегию обеспечения наших ТЭС углем до конца года.
Вопрос: Финансового ресурса у компании хватает?
Ответ: Это вопрос к эффективности управления, в том числе, государственного. У нас в 2013 г. был принят закон №663 “О рынке электроэнергии”. В переходных положениях написано, что ГП “Энергорынок” будет существовать до середины 2017 г. В связи с тем, что про этот закон никто не вспоминал и толком его не реализовывал, а сейчас у нас будет новый закон, то про него забыли.
В то же время “Ощадбанк”, начиная с этого года, по формальному признаку не может продлевать кредитные линии для “Энергорынка”. Ведь по “забытому” закону №663 это госпредприятие должно прекратить свое существование. Это означает, что “Ощадбанк” закрывает кредитную линию, и начинают “вымываться” деньги с энергорынка. Получается, что когда нужны деньги на закупку импортного угля, у нас из-за юридических казусов нет такой возможности, теряется этот финансовый ресурс.
Второй вопрос – это тарифы тепловой генерации, которые сегодня не дают возможность ни закупать импортный ресурс, ни серьезно инвестировать в отечественную угледобычу. Если не будет проблем с продлением кредитных линий, и будет адекватный тариф, тогда мы будем способны полностью обеспечить углем потребности наших ТЭС.
Вопрос: По переводу блоков ТЭС на газовую группу угля с антрацитовой. Готовы ли вы сейчас серьезно подойти к этому вопросу?
Ответ: Существует расхожий миф о том, что в Украине переизбыток угля марки “Г” и только отсутствие соответствующих блоков ТЭС заставляет энергетиков потреблять антрацит. В реальности дела обстоят совсем иначе – в конце прошлого года мы были вынуждены импортировать марку “Г” из Польши, потому что в связи с падением добычи угля на контролируемой территории, в Украине образовался дефицит даже этой марки. Вот к чему привели игры политиков в “дешевый” украинский уголь. Отрасль реагирует на ценовую дискриминацию очень прогнозируемо – снижением добычи. Поэтому, прежде чем вкладывать миллиарды в перевод блоков с антрацита на марку “Г”, нужно быть уверенным, что этот уголь есть в наличии. На данный момент этого угля нет, а для того, чтобы он появился, нужны огромные инвестиции в угледобычу.
Кроме того, существуют важные организационно-технические моменты. Например, для того, чтобы перевести блоки Приднепровской ТЭС с одной марки угля на другую, нам нужно вывести их из работы на 9-12 месяцев. Блоки Приднепровской и Криворожской ТЭС близки к окончанию их паркового ресурса, они проработали в энергосистеме по 40-50 лет и требуют обязательной реконструкции уже через 4-8 лет. У нас есть только два блока, которые прошли реконструкцию на Криворожской станции, которым мы продлили ресурс на 15-20 лет. Поэтому нам нужно говорить сегодня о новом строительстве блоков, а не о закапывании денег в переоборудование старых на другое топливо. Этот вопрос должен ставиться государством в рамках обсуждения энергостратегии.
Ситуация в энергетике Украины остается критичной, поэтому тактической задачей сегодня является способность нести максимальную нагрузку на блоках марки “Г”, наладить устойчивую поставку импортного ресурса по остаточному принципу. Там же, где узлы в энергосистеме требуют работы наших антрацитовых станций – переводить на газовый уголь минимальное количество блоков, а в перспективе говорить о строительстве новых.
Вопрос: Будет ли ДТЭК увеличивать мощность добычи на “Павлоградугле” марки “Г” по текущему году? Какие планы по импорту этого угля из Польши?
Ответ: С учетом перераспределения угольного баланса нам необходимо дополнительно около 2-3 млн. т. У нас высвобождается ресурс, который мы поставляли на расположенную на НКТ Зуевскую ТЭС с наших угольных объединений, которые находятся на контролируемой территории. Мы и в прошлом году импортировали из Польши марку” Г”, в этом году в планах – до 500 тыс. т.
В остальном фокус на наращивании собственной добычи. Для того чтобы увеличить объем добычи нужно инвестировать в “Добропольеуголь” и “Павлоградуголь”. И опять же вопрос экономики, поскольку инвестировать можно только тогда, когда ты понимаешь, что эти инвестиции защищены и у тебя вообще есть ресурс для инвестиций.
Вопрос: Что должно послужить гарантией?
Ответ: Первое, что нам нужно – это правила игры в ценообразовании. Мы всегда говорили, и в этом году, и в прошлом, и в позапрошлом, что цена на уголь должна быть рыночной, и должен быть четкий, понятный индикатор для ее определения. Нам, по большому счету, все равно, как эта формула называется или определяется. Самое главное, чтобы это были правила игры, которые уважаются государством. Когда цены на уголь растут, мы готовы больше инвестировать и развивать этот бизнес, а когда рыночные цены идут вниз – мы готовы “ужиматься”.
Когда у нас все отдано на настроения чиновника или на политическую волю, как можно в этой ситуации инвестировать? Никак! Почему у нас достаточно активно развивалась “зеленая энергетика” и много западных компаний приходило в Украину, строили или планировали строить большие мощности? Потому что есть закрепленная законом система тарифообразования, защищенная на несколько лет. Ты вкладываешь, получаешь возврат на капитал и понимаешь, что ты защищен.
В случае с угольным бизнесом защиты у нас нет никакой с точки зрения ценообразования. Формула, когда она привязана к рыночным индикаторам или индексам, является, по моему мнению, самым объективным показателем, потому что на него повлиять невозможно. Каждый день формируется цена на уголь, каждый человек может ее с калькулятором посчитать. Главное, чтобы калькулятор хорошо работал – правильно и объективно.
Можно брать индекс API2 в Европе, можно брать API4 в Южной Африке, можно брать любой индекс. Преимущество в том, что это неоспоримая величина, которой нельзя манипулировать. Российский рынок для нас закрыт. У польского рынка очень маленькая ликвидность и этого угля немного – мы можем привести 1-2 млн. т. Соответственно, API2 – это самый ликвидный и самый большой рынок энергетического угля.
К сожалению, регулятором был введен 12-месячный лаг. На начало года индекс был около $40, а закончили год на $85 и из-за этой разницы в действующем тарифе цены на уголь были заложены ниже реального рынка. Пока Украина могла обеспечивать себя углем эта ситуация замалчивалась, но с потерей шахт Донбасса очевидное несовершенство формулы стало критическим. Нужно везти антрацит, но заложена цена $66 плюс около $15 перевалка и доставка, т. е. $82. Все, что реально можно привезти, и это подтверждают эксперты, по цене $100. Где брать эти лишние $20 на тонну? Ответа ни у кого нет.
Продолжаются манипуляции общественным мнением по поводу разных цен для разных марок угля, для отечественного и импортного ресурса. У меня вопрос: господа, вы не наигрались с ценами на антрациты и блокадами? Теперь будем играть с маркой “Г”?
Добыча угля – это капиталоемкий бизнес. Для того, чтобы иметь достаточный объем угля, не говоря уже о его увеличении на 1-3 млн. т, постоянно нужно инвестировать. В условиях, когда стоит острая необходимости существенно наращивать добычу, вопрос в значительном увеличении инвестиций это даже не стратегический выбор, а жизненная необходимость. На проходку, поддержание мощностей добычи, наземную инфраструктуру потребуются значительные инвестиции. В такой ситуации кому вы хотите доверить вопрос ценообразования – псевдоэкспертам из фейсбука, которые выполняют политический заказ, или реальному глобальному рынку угля? Странно, что в газовом секторе вопрос рыночного ценообразования на базе европейских индексов ни у кого не вызывает отторжения. А ведь уголь в нашей стране обогревает и освещает миллионы людей.
Вопрос: Как покрыть разницу в $20 тарифе, о которой вы говорите?
Ответ: Насколько я знаю, сегодня открыта дискуссия по ценообразованию на уголь. И наша позиция – должны быть рыночные индикаторы. Любые, но обязательно рыночные, чтобы это работало как временная мера до внедрения нового энергорынка, построенного на конкурентной, а не директивной модели. И чтобы это была реальная цена, по которой можно импортировать уголь. В этой ситуации самое главное – скорейшее принятие и имплементация закона №4493 “Про рынок электроэнергии”. Чем быстрее этот закон заработает, тем быстрее спадет вся эта публичная дискуссия о ценообразовании.
Вопрос: Прокомментируйте мнения, что последний месяц ТЭС Украины работают с повышенной рентабельностью и этот ресурс покроет эти $20.
Ответ: В марте у ТЭС условно высокие тарифы, но наша доля в общем объеме генерации рекордно низкая. Это имеет логическое объяснение – чрезвычайная ситуация в энергетике, дефицит антрацита, и увеличение выработки “Энергоатома” и “Укргидроэнерго”. Но не только в объемах дело. Тариф ТЭС, который мы видим на сегодняшний момент, в среднем за март где-то 1,7 грн./кВт-ч, но для того чтобы покрывать сегодняшнюю цену угля под 3 тыс. грн. и иметь хотя бы 5% рентабельность, тариф должен быть не менее 1,9 грн./кВт-ч.
Уголь нужно контрактовать уже сейчас, но на рынке требуется 100% предоплата и эти деньги должны быть накоплены. Если сегодня регулятор скажет, что мартовский тариф продлевается до конца года, тогда можно за счет тарифного источника разговаривать об аккредитивах с банками. Пока действует декабрьское постановление регулятора, согласно которому средний тариф по году у нас будет 1,3 грн./кВт-ч, импортировать уголь невозможно.
Вопрос: Какие есть альтернативы импорту угля?
Ответ: Когда уголь ехал из зоны АТО, стоимость топлива было 1730 грн./т. Эта возможность закрылась из-за блокады. Тот случай, о котором вы говорите, это включение газомазутных блоков. Мощности у нас есть, но если сейчас покупать газ и включать эти блоки, как альтернативу, то получается, мы топливо будем сжигать эквивалентно цене 4300 грн./у угля. Если не будет выделен ресурс, если не будет нормальная ситуация по тарифу в этом году и, как следствие, не будет привозиться импортный уголь, то мы переходим на газомазутные блоки и фактически это будет стоить 4300 грн. вместо цены 2800 грн. Таким образом, топливная составляющая в тарифе на электроэнергию будет увеличена драматически.
Вопрос: Какой потенциал увеличения добычи на ваших шахтах при вложении инвестиций?
Ответ: В этом году в Доброполье у нас план по рядовому углю 3,8 млн. т. Я думаю, мы сможем говорить об увеличении до 5 млн. т. По Павлограду из-за существующих там технических ограничений 19-20 млн. т – это тот объем, который мы должны добывать. Если мы выйдем на объем добычи рядового угля около 25 млн. т по этим двум объединениям, этого сходя из наших расчетов будет достаточно.
Вопрос: ДТЭК рассматривает возможность покупки государственных шахт, или проще инвестировать в свои активы?
Ответ: Пока у нас нет никаких планов по расширению угольного бизнеса с точки зрения покупки новых активов.
Сегодня у нас есть два угольных объединения – “Добропольеуголь” и “Павлоградуголь”. Когда в 2005 г. мы покупали “Павлоградуголь” его объем добычи был 10 млн. т, а в 2016 г. он более 19 млн. т. Это пример того, что может делать эффективный частный инвестор.
При том уровне добычи мы бы сегодня кричали, что у нас не 9 млн. т антрацита не хватает, а 20 млн. т. Наличие угля марки “Г” в стране – это во многом результат наших инвестиций в развитие угольного бизнеса, которые за десять лет составили более $2 млрд. Это ответ на вопрос, куда тратятся кредитные средства и какой эффект. Сегодня мы сбалансируем наши потребности через инвестиции в “Добропольеуголь” и “Павлоградуголь”.
Вопрос: Рассматривает ли ДТЭК возможности перехода от тепловой генерации на альтернативные источники энергии?
Ответ: Мы не только рассматриваем, мы это делаем. Например, Ботиевская ВЭС на 200 МВт, которую мы построили. Сегодня, несмотря на происходящее, мы находимся в активной фазе переговоров с General Electric по постройке новой станции на 200 МВт – Приморской ВЭС. У них большой интерес зайти на этот рынок и заниматься серьезными проектами. Плюс консорциум банков. В основном это будут немецкие банки с государственной гарантией. Если мы сможем сформировать пул банков, которые не испугаются инвестировать в Украину, и договориться с GE, то развитие ветровой генерации ускорится.
Стратегия ДТЭК во многом выстроена на замене выбывающих мощностей на мощности “зеленой генерации” – это ветроэнергетика и солнечная энергия. Сегодня мы начинаем пуск нашего пилотного проекта солнечной электростанции в Херсонской области. Проект небольшой, на 10 МВт, но мы хотим попробовать, и, я думаю, этот пилот при наличии финансирования мы будем дальше расширять. Это наши инвестиции в будущее, в новую генерацию.
Если говорить о тепловой генерации, то все расчеты показывают, что в ближайшие 20 лет страна не откажется от угля. Нам нужно оптимизировать тепловую генерацию, где у нас избыточные мощности и точечно подходить к вопросу строительства новых экологически чистых угольных энергоблоков. Поэтому подойти к вопросу проектирования мы сможем где-то через 3-4 года. Пока, в ближайшие 10 лет, видим работу на тех мощностях, продление ресурса, которых мы сделали. Это 18 из 21 блока, которые прошли модернизацию в Украине. Но если строить новые мощности, то сегодня наш приоритет находится в солнечной и ветроэнергетике.
В целом стратегический приоритет ДТЭК – это построение энергонезависимой Украины. Здесь у нас три ключевых направления.
Первое – наращивание добычи газа. В этом году мы добыли 1,6 млрд куб. м газа – это абсолютный рекорд за всю историю частной газодобычи Украины. Также реализовали газ, который добыли в 2015 г., но не могли продать ранее из-за судебных ограничений.
Второе – увеличение собственной добычи углей марки “Г”. Это означает концентрация инвестиций на двух наших угольных объединениях “Палоградуголь” и “Добропольеуголь”. Потенциальный прирост добычи составит не менее 2 млн. т угля.
Третье – развитие новой, “зеленой” генерации. И тут наши амбиции – строительство 1 ГВт мощности в перспективе пяти лет. (Интерфакс-Украина, Uaprom.info/Энергетика Украины и мира)