Интервью главы Национальной комиссии по ценным бумагам и фондовому рынку Тимура Хромаева агентству “Интерфакс-Украина” (часть I).
– Кабмин недавно решил проводить аукционные торги электроэнергией на Украинской энергетической бирже (УЭБ). Немногим ранее на ней начал торговать газом “Нафтогаз Украины”. Время от времени звучат планы запуска биржевой торговли зерном и создания в Украине своего биржевого индикатора на этом рынке.
В свою очередь, НКЦБФР в последнее время также активно заявляет свои права на регулирование товарного биржевого рынка, и не только в части торговли дерривативами и другими финансовыми инструментами. Какова ваша цель?
– Чтобы участники товарного рынка, в том числе спотового, не уходили от ответственности. Один из рисков, который мы видели, это отсутствие должного надзора за товарными биржами, в том числе за теми, которые осуществляют организацию торгов энергетическими продуктами. Мы их расцениваем как субъектов финансового надзора: потому что биржа может торговать энергетикой, зерном, кукурузой или биткоинами, но это не значит, что у нее будет 3, 4 или 5 регуляторов. Биржа как субъект осуществляет финансовую деятельность и гарантированный расчет в рамках сделки купли-покупки какого-то актива.
Вот это для нас было важно. Поэтому мы с регулятором энергорынка НКРЭКУ, а до этого – с Минагрополитики, договорились, что они не будут заниматься надзором бирж вне зависимости от товара, который там есть.
– До недавнего времени считалось, что надзором за товарными биржами в Украине занимается Минэкономразвития.
– Минэкономразвития их только регистрирует. Мы уже давно получили решение Кабмина о том, что эта функция регистрация перейдет к нам. Но нам еще важен надзор.
– Но пока функция регистрации Комиссии не перешла?
– Нет, на это нужен закон. Он нужен, чтобы полностью урегулировать проблему бирж. Потому что вопрос не только в регистрации. Вот Минагрополитики, например, до сих пор владеет Аграрной биржей. Она им, безусловно, уже давно не нужна и давно не выполняет свои функции. Все это остатки некомплексной и неорганизованной попытки создания организованного биржевого рынка, которые ни к чему не привели. К сожалению, остались только элементы, которые нам нужно упорядочить и не допустить усугубления этой проблемы дальше.
Поэтому мы в законопроекте прописали процесс надзора за товарными биржами и намерены синхронизировать его с такой же деятельностью финансовых бирж, потому что они занимаются абсолютно тем же самым вне зависимости от того, чем торгуют.
– Да, украинские фондовые биржи с кризисом на рынке акций также уже все обзавелись товарными биржами.
– Да, они тоже готовятся. Технические требования ко всем биржам идентичны. Для того чтобы они не занимались созданием разных субюридических субъектов, мы предлагаем, что один субъект, так называемый “оператор”, может организовывать торговлю абсолютно всем. Они смогут запускать системы, которые будут торговать теми или иными продуктами.
– До принятия закона какие могут быть ваши действия? Возможно, какие-то пилотные проекты? Думаю, та же УЭБ, которая сейчас лидирует по объемам торгов энергоресурсами, была бы заинтересована в повышении своего статуса, чтобы дополнительно получить и дать гарантии участникам рынка от госрегулятора. Потому что формально сейчас их нет. Их гарантии – это гарантии крупных игроков, таких как “Нафтогаз” или “Укргаздобыча”, которые сегодня пользуются их услугами.
– До законодательных изменений все попытки что-либо создать – это сугубо частные попытки предложить участникам того или иного рынка какие-то технологические решения, упрощающие их процесс двухсторонней торговли. Ничего фундаментального, к сожалению, из существующей законодательной украинской базы они не создадут, как бы ни старались. Это касается и так называемых “лидеров”, и тех, кто за ними. Существует большой нормативный законодательный пробел, вакуум. Без правил данной торговли никогда не будет, и сама по себе она не появится.
С другой стороны, отсутствие закона не должно тормозить. Они должны пытаться делать то, что делают сейчас. Важно, что сейчас принимается и реализуется Третий энергопакет на рынке электричества и природного газа, и там очень востребована организованная торговля. В газе, в электроэнергии роль бирж будет только расти.
Но если мы не подкрепим этот рост законодательными изменениями, то он остановится. Энергетики в один момент поймут, что биржи просто не выполняют свои обязательства, что они – слабое звено, а это приведет к очень негативным и плохим процессам в энергетике. Когда одно звено у тебя рвется, рвется и цепь. Тогда у нас на рынке газа и электроэнергии будет очень странные и аномальные процессы по формированию цены. Я не сразу отношу это к каким-то заговорам, но когда есть соответствующая почва, то может вырасти все, что хочешь.
Соответственно мы как регулятор активно работаем, чтобы не допустить этого законодательного вакуума, подкрепить эту реформу в энергетическом секторе. Изменения в финансовом секторе дадут возможность создать инвесторам полноценные биржевые площадки, на основе этих площадок запустить качественные продукты торговли, а на основе этих продуктов формировать украинские индексы. В результате мы придем к концу “Роттердам+”! Вот это важно. Что такое “Роттердам+”? Это индекс из другой страны, из другого региона, другого конца материка, который используют здесь. Представления такой мировой рыночной цены – это условное представление. Оно, конечно, лучше, чем ручное управление, но оно далеко от понятия честности, прозрачного процесса установления цены. Потому что здоровых механизмов работы с этой ценой нет. Что будет, когда эта цена в Роттердаме упадет очень низко, как она сейчас упала? Сразу первыми бенефициарами становятся потребители, а производитель будет страдать, потому что у него расходы прямые и украинские, а не голландские. И тогда производитель будет предлагать, что давайте сделаем “Роттердам” с коэффициентом “2”, и это также может быть очередная манипуляция.
Зависимость от колебания какого-то рынка за пределами нашего контроля может привести к очень непредсказуемым последствиям. Мы хотим этого избежать и строить рынок на таких основах и принципах, на которых строился европейский рынок. И делать это быстро, чтобы синхронизировать процесс реформирования энергетического и газового рынка. И агрорынка, в том числе.
– Какие товарные рынки, на ваш взгляд, сейчас наиболее готовы к запуску полноценной биржевой торговли, если закон будет принят?
– Энергетика и агро.
– Агро, на ваш взгляд, готов? В прошлом году в Чикаго были запущены торги на украинский индекс, но, насколько мне известно, объем торгов там не очень велик.
– Потенциальные объемы большие и очень большие, возможно, это десятки миллиардов долларов. Мы оценивали: только рынок агропродукции и энергетики – это 20-30% ВВП Украины, которое может быть вовлечено в эти процессы. Это очень большие цифры.
А что касается построения и готовности, то отстает финансовый сектор. Не агро или энергетика. Они страдают от отсутствия финансовых инструментов.
– То есть, ключевая загвоздка – это финансовая сторона?
– Абсолютно. Это не их проблема – они готовы. Но к чему готовы, если мы только говорим о теории? В нашем парламенте уже два года лежит закон о деривативах. А это именно те инструменты, которые нужны нашим аграриям и потребителям агропродукции, чтобы дать им возможность хеджировать стоимость, страховать себя от волатильности цены. За счет принятия этих законов мы можем запросто догнать и построить в Украине качественный признанный в мире рынок за три-пять лет. Это абсолютно возможно.
– На рынке газа и электроэнергии есть крупные государственные агенты, которые будут играть важную функцию. Это “Укртрансгаз” и “Укрэнерго” – операторы системы, которые могут гарантировать поставки и объемы газа в хранилища. В агро с этим сложно.
– Сложно всем. Вы правы, что, наверное, на рынке газа чуть проще, потому что точка поставки одна – это “Укртрансгаз”. В электричестве также есть поставка – это “Укрэнерго”. Так что, скорее всего, продукт тебе поставят. Но как же быть с расчетами и деньгами, их гарантиями? Вот здесь большая проблема и у энергетиков. “Укртрансгаз” этим не занимается. То же и с электричеством. Поэтому в этой сфере законодательство должно нам помочь решить проблему с гарантированием расчетов. Потому что нет ничего хуже неплатежеспособных участников рынка. Тогда у нас цена на электроэнергию и газ будет непонятно где.
Мы надеемся, что мы решим эту проблему с энергетиками раньше, и аграрии уже будут наслаждаться этими решениями. С точки зрения учета и точки поставок – да, в агросекторе будет сложнее, но мы тоже собираемся комплексно подойти к решению проблемы поставки: и элеваторов, и вообще складов. Ведь это может быть не только пшеница и кукуруза, это может быть и масло любое. Хранилища должны быть полноценными участниками системы поставки по контрактам. У нас тут есть идеи, мы как раз в середине апреля начали проект с Baker McKenzie с поддержкой ЕБРР. Еще раньше, в начале этого года, мы опубликовали концепцию складских расписок, представили ее участникам рынка, утвердили с госорганами и сейчас уже пишем закон. Цель – запустить со следующего года систему выпуска и учета складских расписок. Она будет абсолютно добровольной, будет рассчитана на достаточно крупные склады. Например, по пшенице, мы насчитываем, наверное, только 30-40 таких крупных поставочных складов, для которых система складских расписок будет нужна. Тогда мы получим более четкую и понятную инфраструктуру для зерна.
– Участие государства в создании такой инфраструктуры – это только законодательное и нормативное регулирование? Или это какое-то участие в операторах рынка?
– Ключевое – регулирование: государственный регулятор должен писать правила очень эффективно и быстро. И не под кого-то, а общие конкретные и четкие, по которым должны жить все участники рынка (и принимать участие в их написании).
Что касается участия в капиталах, то государство уже проинвестировало некоторые проекты: Расчетный центр, Центральный депозитарий, Аграрная биржа. Но каких-то новых инвестиций, безусловно, мы не предполагаем, и они не нужны. Мы предполагаем, что нужно навести порядок с тем, что уже у государства есть. И для того, чтобы оно не потеряло, и чтобы выступило таким же участником с другими инвесторами в построении комплексного финансового и товарного рынка.
– Когда вы ожидаете принятия закона? Я понимаю, что сейчас это очень сложный вопрос.
– Мы всегда ожидаем… Но его отсутствие не останавливает нас от написания подзаконных актов, правил, технических требований. Написав закон, мы сразу идем дальше. Даже при таком сценарии обычно от принятия закона до запуска уже каких-то практических решений проходит от 12 до 24 месяцев. Например, в случае введения деятельности информагента после принятия закона на утверждение нормативных требований ушло порядка года.
– То есть, оптимистичный сценарий – это 2021-22 годы?
– Да. Хотя технические изменения в депозитарной системе у нас произойдут в этом году даже без закона. Нынешний закон не запрещает нам внедрять европейские стандарты, он просто очень узко ограничивает функционал и возможности. То же самое мы будем делать и для поддержки клиринговой деятельности на товарных рынках. Мы сейчас развиваем клиринговую деятельность и новую технологию, привлекаем людей.
Это одновременно позволит нам более качественно построить процесс в парламенте, так как у нас уже есть люди, создаются экспертизы и расширяется круг вовлеченных сторон. Это создает востребованность: тогда принятие тех или иных законов становится уже следствием, а не причиной изменения.
Изменяя таким образом парадигму, мы повышаем эффективность принятия законов. Но какой бы большой или маленький закон ни был, все равно придется на него потратить порядка года. Быстрее нельзя, а дольше – можно, если ты хочешь получить качественный доработанный закон, который не потребует через три месяца внесения изменений. (Укррудпром/Энергетика Украины и мира)