Когда отрасль штормит на всех уровнях – от местного до мирового, и непонятно, кому верить и кого слушать, лучшее, что может сделать журналист – поговорить с кем-то, кто обладает опытом и может себе позволить наблюдать за ситуацией со стороны.
Евгений Паленка – экс-финдиректор государственной компании “Укргаздобыча”. До прихода в 2018 г. в госсектор он более 20 лет занимался финансами и управлением в частных международных и украинских газодобывающих компаниях – JKX Oil and Gas plc (ПГНК и Южгазэнерджи), ГК Smart Energy, Regal Petroleum plc.
– Давайте сразу поговорим о последних событиях. Согласно опубликованным результатам ревизии Госаудитслужбы из-за финансовых нарушений в НАК потери государственного бюджета составили 75,5 млрд. грн. Госаудитслужба сначала отказалась от этих данных, а потом передала их в СБУ. Сам “Нафтогаз” заявил, что все неправильно – и как посчитали, и как интерпретировали результаты. На Ваш взгляд – кто прав?
Я думаю, что в части начисления резервов речь не идет ни о каких пропавших деньгах. Есть расхождение в методах и подходах. Есть международные правила бухгалтерского учета МСФО, дающие менеджменту компании огромную свободу действий в определении учетной политики и в принятии решений по отчетности. С другой стороны, все государственные компании в Украине обязаны вести бюджетирование и учет в соответствии с регламентными документами Министерства финансов и Министерства экономики плюс учитывать особенности требований по налогам. А они, в свою очередь, определяют подходы к использованию МСФО.
От государственных предприятий ожидается, что результаты их работы не будут отличаться более, чем на 10% от заложенных в годовом финансовом плане. Логично, что отчет о результатах должен готовиться по той же методологии, по которой составлялся и утверждался сам финплан. А в данном случае учет велся по методам МСФО в понимании менеджмента, а в финплане не было заложено начисления резерва долгов. Возможно, было не признание определенных транзакций как дохода, что МСФО позволяет, а нормативы Минфина и Минэкономики – нет.
В этой ситуации есть четыре стороны. Есть менеджмент НАКа, как сторона, которая делает финотчетность. Есть аудиторы Deloitte которые его проверяют, верифицируют. Есть набсовет НАКа, который утверждает выпуск такой отчетности. И есть акционер – государство – пользователь отчетности Что произошло на самом деле: госаудит, который был проведен, – это аудит, проведенный акционером. И выводы акционера не совпадают с отчетностью, которую подготовил менеджмент, подтвердил Deloitte, и за которую проголосовал Наблюдательный Совет.
Исходя из моего опыта работы в публичных компаниях, акции которых котируются на бирже, последовательность действий при получении такого негативного документа от аудита акционера или другого государственного органа должна бы быть другой.
Первое, когда такой документ был получен, компания должна была бы сразу о нем сообщить и заявить, что будет изучать документ и даст последующие комментарии после профессионального изучения. Это правило хорошего тона и элемент открытости. И вынос таких вопросов в публичную сферу, по правилам международного бизнес сообщества, должен делаться самой компанией до того, как будет опубликована информация третьими лицами.
Второй момент – Аудиторский комитет изучает вопрос и делает доклад для наблюдательного совета, по результатам доклада аудиторского комитета набсовет может пригласить этих государственных аудиторов и попросить их сделать презентацию полученных выводов. Чтобы набсовету было понятно – это расхождение в подходах и методологиях учета акционера, или действительно что-то серьезное. А менеджмент должен иметь возможность отстаивать свою позицию. И после того, как все точки зрения высказаны, каждый член набсовета должен принять и сделать публичным свое решение: считают ли он или она позицию менеджмента правильной, согласиться с выводами государственных аудиторов или высказать свое отдельное мнение.
– Но Нафтогаз – государственная компания. Там не могли не знать, что к ним может прийти госаудит и будет их проверять по своим нормативам. Почему не сделать, например, одновременно украинский и международный варианты?
– Я бы не разделял украинский и международный варианты. Учет по МСФО – стандартный. Но есть определенные нюансы, которые требует Минэкономики и Минфин, правила налогообложения. Почему не учли этот момент, я не знаю, – тут вопрос координации работы финансовой и бухгалтерской служб, учета определенных особенностей налогообложения при подготовке учетной политики. Например, следующей проблемой может стать отдельный учет газа для целей ПСО. 1 мая может закончиться режим ПСО для ТКЭ, и к этому моменту НАК должен реализовать ТКЭ весь газ, который приобретался как газ ПСО с соответствующими налоговыми особенностями. Если этого не произойдет, то, насколько я понимаю законодательство, у НАКа не будет права на реализацию этого газа на свободном рынке, так как рента при добыче этого газа платилась УГВ по отдельной ставке.
Если говорить о тех убытках, которые НАК задекларировал за 6 месяцев, наверное, эти убытки объективны. Но можно было до публикации полугодового отчета подать какую-то информацию о готовящемся начислении резерва задолженности и возможных последствиях, готовить общественность к тому, что результат будет негативным. Показать такие убытки сразу, без определенной информационной подготовки, – это немного шокировать всех стейкхолдеров.
– Насколько с этими событиями может быть связано возбуждение уголовного дела по обвинению в госизмене против руководства Нафтогаза?
– Открытие уголовного дела в Украине – это формальная процедура по любому акту проверки, который превышает 1 млн. грн. Я бы не рассматривал его как отдельную часть процедуры проверки.
Компания привлекает к себе большой интерес – каждый гражданин Украины является ее акционером. Естественно, всем интересно, что там происходит, поэтому информирование важно. И когда начислялись резервы, делались эти проводки, наверное, можно было бы дать пресс-релизы, в которых сказать: вот, смотрите, газ у нас забирают, но оплату за него мы не можем получить, это решение правительства, что мы должны поставлять газ без надежды получить деньги, и последствия будут такие-то. А это все деньги, которые найдут свое отображение в финансовой отчетности со знаком минус. И тогда ожидания у акционера, наверное, были бы другими.
– Одним из последствий опубликования результатов аудита НАК назвал несостоявшийся выпуск бондов.
– Привлечение заемного капитала, включая выпуск бондов для добывающих компаний – это очень рискованное мероприятие. Можно привлекать заемный капитал для финансирования инфраструктурных проектов с минимальными рисками и понятной экономикой. Выпуск бондов для пополнения оборотного капитала или финансирования разведывательного бурения есть сверх рискованным. Добывающие компании используют такой дорогой инструмент только в очень крайних случаях. Для того же JKX погашение бондов было одной из самых больших и опасных проблем и тормозом развития последние 4 года. Так что добывающим компаниям нужно планировать финансирование высокорискованных проектов по бурению и разведке только за счет собственных средств или средств акционеров, но не заемного капитала.
“Укргаздобыча”
– Последние полгода словосочетание “уронили добычу” звучит очень часто. Нафтогаз, в свою очередь, утверждает, что показатели удалось удержать. Так уронили или нет?
– Здесь надо дать определение добычи. Раньше все смотрели на так называемую валовую добычу, которая включала в себя и объем газа, который добыт и продан за деньги, и объем газа, который употреблялся внутри и рассчитывался, а не учитывался счетчиками. Команде Фаворова удалось убедить НАК принять коллективное решение и сейчас отслеживается только объем газа, который продается – товарный газ. Конечно, по объему он меньше, чем валовый. Из того, что я видел и вижу, нельзя сказать, что добыча товарного газа резко упала. Она находится в пределах естественного падения, плюс дополнительная добыча. Но месторождения истощены, и кривая идет вниз. И чуда не будет. Вероятность открытия больших новых месторождений в Украине практически равна нулю. Поэтому все усилия должны прилагаться к наиболее оптимальным разработкам существующих запасов.
– Новый проект во Львовской области вписывается в эту стратегию?
– Это проект интенсификации добычи с румынской компанией Expert Petroleum. Месторождение отдается частному инвестору и он на свой страх и риск может вкладывать деньги в интенсификацию добычи. Если у него что-то получится, УГВ платит ему за этот газ определенные премии. А если не получится, инвестор потеряет свои деньги.
– Чем так привлекательна Львовская область, что инвестор туда пошел?
– Наверное, она наименее привлекательная для “Укргаздобычи”. Там очень маленькая добыча, и эти месторождения, и объемы добычи не были серьезными для УГВ. Потому их отдали инвестору, может быть, что-нибудь и получится. У инвестора есть огромное преимущество: он может очень быстро, практически мгновенно, делать закупки, применять новые технологии. А УГВ должно идти через Prozorro, через все конкурсы, и это безумно долго.
В частных компаниях у меня были ситуации, когда от заказа до поставки на площадку проходило 72 часа. В УГВ, при соблюдении всех процедур, это занимает полгода. А нефтегазовая технология требует иногда мгновенных решений и действий.
– Нам читатели пишут, что местные жители недовольны этим проектом, боятся, что из-за использования технологии гидроразрыва их дома уйдут под землю.
– Не думаю, что там гидроразрыв будет основным инструментом интенсификации добычи. Если геологическая структура предполагает прирост добычи при помощи гидроразрывов, то и УГВ этим занималось бы. В Expert Petroleum достаточно квалифицированные специалисты, чтобы не допустить проблем. УГВ является лицензиатом, поэтому в любом случае несет ответственность. Не думаю, что какие-то работы, которые могут нести какую-либо угрозу для окружающей среды, были бы поддержаны любой добывающей компанией-лицензиатом. Это больше вопрос эмоций.
– Как Вы относитесь к мнению, что УГВ банкротят специально? Компанию не выпускают на биржу, а Нафтогаз, стремясь завоевать рынок поставок для населения, закупает газ по минимальной цене.
– Я бы не говорил, что УГВ банкрот. Из того, что я сейчас читаю в прессе, принимается решение о том, что не все проекты УГВ будут иметь положительную экономику, ставятся другие цели. Но это значит, что должен быть какой-то внешний, невозвратный источник финансирования. И для меня это достаточно странно, потому что в бизнесе такого источника просто нет. Никто не готов просто отдать деньги и взамен получить непонятно что.
А касаемо цены на газ – хороший вопрос. Если бы УГВ и Укрнафта выходили со своими объемами газа на рынок полностью, то, может быть, и цена газа была меньше в Украине. Тогда это был бы настоящий рынок, конкурентный. А так цена газа для населения (4700 грн./тыс.куб.м. с НДС, без учета транспортировки – ред.) была ниже, чем цена по ПСО того же НАКа для теплоэнерго в октябре (5374,1 грн./тыс. куб. м без учета НДС и транспортировки – ред.). Возникает вопрос – что есть рынок: 4700 или 5374?. Вообще было бы, наверное, очень полезно, если бы УГВ и Укрнафта конкурировали между собой как за покупателя газа, так и по эффективности добычи. Это было бы очень здоровое явление для отрасли.
– Обе цифры далеки от уровня себестоимости для газодобывающих компаний. В прошлом году, когда цена была на уровне 5200 грн., представители газодобывающих компаний говорили, что уже не выходят на окупаемость.
– Не совсем корректно использовать понятие себестоимости. Это термин из бухучета. Газодобывающие компании считают стоимость подъема газа – сюда входят и стоимость лицензии, и расходы на разведку, сухие скважины, весь комплекс затрат, которые не всегда ложатся на себестоимость по бухгалтерии, но несутся компаниями, и иногда сразу относятся на убыток.
Стоимость подъема газа в Украине колеблется от 50 до 120 долларов за тысячу кубометров. И это без учета ренты и НДС. При такой стоимости украинские газодобытчики начинают проигрывать альтернативным поставкам из Катара и США.
И единственный способ изменить ситуацию – начать бороться за понижение этой стоимости. Нужно думать о том, как применять новые технологии, которые дороже сами по себе, но позволяют уменьшить затраты на единицу добычи. Надо фундаментально пересматривать весь процесс разработки месторождений, и именно с точки зрения экономики для того, чтобы украинский газ стал конкурентным по цене с мировым рынком.
Это очень неприятная задача для добычников. Я получил много критики и в Фейсбуке у себя, и в лицо мне говорили, что ты хочешь людям заработки снизить и т.д. Я говорю, смотрите, если газ из Катара, который стоит на месте меньше 30 долларов, транспортировать в Европу, то на входе в Украину он может стоить 120 долларов. А в Украине только стоимость самого газа будет 100, плюс 29% ренты – уже 130. И какая-то маржа же нужна.
В этой ситуации газодобытчики и сервисные компании находятся в одной лодке. И те, и другие хотят выжить, и хотят работать. Мое понимание, что нужно объединять заказы, чтобы сервисные компании имели четкий план заказов на ближайший год, два, три. И, имея такой план, они могли бы давать более низкие цены по своим работам. А заказчики, в свою очередь, очень четко организовывали работу, чтобы не было простоев, чтобы снижать стоимость добычи газа.
– Не может так получиться, что в Украине останутся только крупные иностранные сервисные компании, у которых есть собственные оборотные средства на то, чтобы обновлять оборудование и работать по приемлемым ценам, а украинские компании, не имея такой возможности, вынуждены будут уйти с рынка?
– Привлечение любых средств связано с наличием проектов с позитивной экономикой. Если такие проекты будут, тогда и украинские, и международные компании будут в них участвовать. А если проекты будут с негативной экономикой, то никто не захочет в этом участвовать. Хотя, возможно, украинские компании останутся. У западных есть определенные требования по маржинальности, по прибыльности, и они будут уходить. А наши будут стараться работать даже в таких условиях.
– И, все-таки, с Вашей точки зрения, выйдет ли когда-нибудь УГВ на открытый рынок?
– Мне бы хотелось, чтобы УГВ стала компанией с акциями, котирующимися на одной из ведущих фондовых бирж. Это было бы полезно не только для УГВ, но и для других украинских компаний, если б они вышли на международные рынки капиталов, продавали там свои акции. Рынки приносят определенные стандарты работы, правила и политики, очень полезные для работы в компании и с точки зрения их открытости, и борьбы с коррупцией. Было бы очень здорово.
– В каком направлении сегодня движется “Укргаздобыча”?
– На мой взгляд, УГВ сейчас двигается по плану, заложенному в программе “Тризуб”. Там ведь было не три, а четыре направления развития. База “Тризуба” – это существующие месторождения и оптимизация текущей добычи. Основной проект в ней – это немедленная модернизация инфраструктуры. Порядка 40% базовой добычи зависит от стабильности работы инфраструктуры: компрессорных станций, трубопроводов. Часть из них находятся в суперкритическом состоянии, и чтобы не потерять текущую добычу, нужна их немедленная замена и модернизация, а это – серьезные вложения.
Для принятия правильного решения необходимо сделать независимую технико-экономическую оценку, так называемый feasibility study, которая бы подтвердила правильность технического решения, экономические параметры и убрала бы потенциальный коррупционный риск при закупке оборудования. После этого уже идет сам проект.
Думаю, коллеги занимаются этим, и уже поставили инфраструктуру в приоритет. Насколько я знаю, они очень серьезно над этим вопросом работают.
Касаемо “Тризуба” – одно из направлений, по сверхглубокому бурению, было неправильно интерпретировано в СМИ. Глубокое бурение проводится и в Укргаздобыче, и в частных компаниях. Там есть скважины 6000 м и глубже, они бурились и бурятся, это нормальный процесс.
В программе же речь шла о рассмотрении перспективы больших глубин на истощенных месторождениях, где добыча велась с глубин до 4 тысяч метров. Таких, как Шебелинка, в первую очередь. Это технически требует более серьезного подхода – бурить придется через посаженное давление.
Сейчас на Шебелинском месторождении находится в бурении скважина 888. Как по мне, то это даже не проект по бурению скважин, а научно-исследовательская работа, которая даст очень серьезную информацию о месторождении, и подскажет, как дальше развивать не только Шебелинское месторождение, но остальные месторождения региона Донецко-Днепровской впадины.
Вторая часть “Тризуба” – это газ плотных пород. Это требует более серьезных капвложений, проведения гидроразрывов, более сложных технологических подходов. Такой газ обычно более дорогой в добыче, потому что затрат больше, а добыча, падает быстрее, чем обычно.
Третье направление – это шельф, на котором потенциально могут быть залежи. Но здесь надо понимать, что морская добыча гораздо дороже, чем на суше. И инвестиции рискованные. JKX в 90е годы пробурило скважину на месторождении Дельфин и не получило коммерческой добычи газа. На такие проекты нужно разумно привлекать опытных партнеров.
Из того, что я вижу в публичном доступе, коллеги двигаются во всех этих направлениях, и достаточно активно, искренне желаю им успехов.
– Касаемо необходимости обновления и развития газодобывающей инфраструктуры. Сегодня некоторые эксперты ставят это вашей команде в вину, утверждая, что новое оборудование в таких объемах было не нужно, это закупки делались в интересах неких олигархов. И сейчас только аренда складов для хранения труб вымывает ежемесячно более 2 миллионов грн. из средств компании.
– Когда я пришел в УГВ, на складах было большое количества остатков, иногда очень старых, не все из них эффективно использовались. Нафтогаз на уровне группы принимал очень серьезные меры для того, чтобы это исправить. Были проекты, которые связаны с оптимизацией остатков и правильным управлением. Но такого, чтобы закупалось что-то, что просто клалось на склад и там лежало мертвым грузом, не помню. Была большая закупка 20 буровых станков, и они почти все работают. Нужно ли это было делать или нет, это другой вопрос. Буровые станки закупаются, когда для них есть план работы на следующие 20 лет. Сегодня их загрузка может быть под вопросом. Меня учили, что добывающая компания не должна покупать буровые станки, проще нанимать компании, специализирующиеся на бурении. Но было принято такое решение. И эти станки – это огромная инвестиция, которую нужно думать, как возвращать, а часть станков надо еще оплатить.
Сейчас-то просто критиковать решения, которые приняты раньше. Но на тот момент было ожидание по запасам, ожидания по программам работ. И под эти ожидания были куплены станки. Ситуация изменилась, Brent торгуется порядка 40 долларов, и в мире работает наименьшее количество буровых станков за последние несколько лет.
– Если отвлечься от Украины, с Вашей точки зрения, как на нашу газодобывающую отрасль влияют мировые тенденции? Что ее ожидает в ближайшей и среднесрочной перспективе?
– Важно уточнить, что сейчас газ стал товаром, абсолютно независимым от нефти. Если раньше газ исторически торговался в привязке к нефтяным котировкам, то сейчас нефть и газ – отдельные товары с разными тенденциями.
Мировые нефтяные компании сходятся в том, что пик потребления нефти либо прошел, либо проходит. И дальше мы будем видеть только уменьшение потребления нефти. Цена на нефть ожидается в коридоре 40-60 долларов, не выше.
Соответственно, необходимости в увеличении добычи может не быть.
А вот природный газ стал глобальным продуктом благодаря технологии LNG, которая позволяет газ сжижать и транспортировать морем. Если раньше без газопровода никак, то теперь Катар может спокойно поставлять газ в Европу, а Америка еще и в Китай, Индию, Японию. Рынок газа стал глобальным, он развивается по своим правилам. Кроме того, сжигание газа не приводит к серьезному загрязнению атмосферы.
И если Европа уменьшает потребление газа под напором зеленых технологий, то Индия и Китай будут его увеличивать, или стараться как-то балансировать.
Но нужно понимать, что цена газа будет колебаться от 100 до 200 долларов.
В Украине сейчас имеем уникальную ситуацию, когда и в Украину можно завести газ, и из Украины в Европу. То есть, Украина стала частью европейского газового рынка. Важную роль в этом сыграла возможность хранения газа в режиме таможенного склада в хранилище. Мир изменился, это уже привело к тому, что цена газа в Украине будет формироваться с учетом запасов в хранилищах в Украине, она уже не будет всегда Хаб+, она может быть Хаб-. Если газ уже в Украине, и идет падение цены, то его выгоднее продать в Украину, чем платить за транспортировку в Европу и продавать там.
И это тоже надо добывающим компаниям учитывать. Нельзя уже просто посмотреть на фьючерсы в Амстердаме, построить кривую, добавить транспортировку и сказать – вот вам прогноз цены на газ в Украине, это так уже не работает. Модели должны быть более сложными. Бесспорно учитывать фьючерсы по основным хабам, но и учитывать стоимость транспортировки до Украины, и запасы газа в хранилищах Украины, понимание, какая часть этих запасов может быть поставлена только в режиме ПСО до 1 мая 2021 года, влияние структуры запасов газа в хранилище на ценообразование в ближайшие месяцы. И нужно не забывать, что с мая по сентябрь добыча газа в Украине больше, чем потребление. То есть, рисков много и добывающие компании должны быть, наверное, очень аккуратными с прогнозированием, моделированием.
Рынок газа
– Третий месяц в Украине функционирует открытый рынок газа для населения. При этом госчиновники продолжают выступать с заявлениями “оснований для повышения тарифов нет”. Это политическая риторика или есть вероятность возвращения “ручного управления”?
– Очень важно, что это произошло. Рынок газа для населения – это до 10 млрд. куб. м газа в год, это почти треть рынка газа Украины. Началась суперконкурентная борьба, и я очень надеюсь, что эта борьба выльется в две вещи.
Первое – что цена газа для населения, и потенциально для ТКЭ, будет справедливо рыночной. И второе, что население получит сервисную услугу при потреблении газа.
Сейчас на рынке не хватает именно сервиса. Я бы хотел, чтобы за газ можно было заплатить быстро и просто, чтобы на мой звонок в газовую компанию там мгновенно кто-то брал трубку, что мне быстро счетчик проверяли и т.д. То, что появилась конкуренция за потребителя, это супер здоровое явление для экономики – будет формироваться конкуренция и по цене, и по качеству предоставляемой услуги.
– Но у Нафтогаза есть Укргаздобыча и с ним невозможно конкурировать.
УГВ и Укрнафта могут продавать весь свой газ на бирже, на условиях предоплаты или с использованием банковских гарантий платежей. А уже Нафтогаз или другие будут его покупать и конкурировать за потребителя при помощи услуги, а не только при помощи цены на газ. Без этого сложно говорить о реальной рыночной цене на газ в Украине.
Важно, что население сейчас стало частью рынка, и этот рынок очень быстро эволюционирует, очень надеюсь, что в 2021 году к этому рынку присоединится и ТКЭ.
Логика развития рынка газа такова, что добытчики должны заниматься своим делом, добывать газ и его продавать. А компании, которые занимаются поставкой, должны покупать газ и добавлять к нему услугу. И за счет этого конкурировать за потребителя.
О разнице в подходах и философии
– Вы двадцать лет работали в частных компаниях. А потом решились прийти на госпредприятие. Еще рискнете с госпредприятием, или теперь только в частный бизнес?
– Что меня расстроило в большом госпредприятии – ты очень быстро начинаешь сначала анализировать какие-то политические моменты, уголовную ответственность, а потом говоришь о бизнесе. А я отработал 20 лет в частной компании, где важно говорить о бизнес-решениях напрямую, очень быстро, и не волноваться, кого это может обидеть. В УГВ я дополнил свой опыт практикой работы в условиях масштабного государственного предприятия, но мне сейчас надо восстанавливаться в бизнесе и бизнес мышлении.
– Но и в частных компаниях философия бизнеса может быть разной. И у команды Фаворова, и у пришедших ей на смену, за плечами десятки лет работы в частных иностранных компаниях, но даже в публичном поле видно насколько они разные.
– Думаю, что да. Подход, который был у Андрея Михайловича и у исполнительного директора Стива Болдуина, – это такая абсолютно американская открытость. Говорилось публично, говорилось открыто о проблемах, о том же товарном газе и ситуации с разницей между товарным газом и валовой добычей.
В больших компаниях есть определенное количество внутренних процедур по любым публичным заявлениям, и эти процедуры удерживают сотрудников от комментариев. На разные вопросы должны отвечать разные люди, чтобы ответить правильно.
На мой взгляд, нужно усилить образовательную работу, пояснять определенную информацию людям. Добыча нефти и газа связана с населением, с арендой земли, с теми же гидроразрывами, кроме того, добывающие компании, и в том числе УГВ являются крупными плательщиками налогов и дивидендов. Можно простым, доступным языком рассказывать , объяснять людям, что если вы или облгазы не заплатили за газ, то эти деньги в конечном итоге не поступят в бюджет. (Светлана Ризноокая, Kosatka.media/Энергетика Украины и мира)