Как отличаются публичные обещания власти по декарбонизации экономики перед европейскими партнерами от реального финансирования мероприятий.
Когда в декабре 2019 г. Урсула фон дер Ляйен объявила о европейском зеленом курсе, Украина с радостью вступила в переговоры по переходу к углеродистой нейтральной экономике.
С начала года правительство активно вещает о стратегии адаптации к изменениям климата, стратегии энергобезопасности, стратегии декарбонизации, стратегии экологической безопасности и государственную энергетическую стратегию.
Также часто звучит обещание пересмотреть второй Национально определенный взнос (НВВ2) и более амбициозно отнестись к обязательствам сократить выбросы СО2, которые Украина взяла на себя, ратифицировав Парижское соглашение в 2016 г.
Некоторые из этих стратегий в постоянном режиме “наработки” и “разработки”, а некоторые готовятся к собственным похоронам в рабочих группах.
При этом налажен диалог с европейскими партнерами и есть готовность со стороны ЕС помочь Украине декарбонизироваться к 2050 г. и стать экологически чище, безопаснее и комфортнее для жизни.
В теории и разговорах все выглядит довольно неплохо, но действительно ли мы можем гарантировать ЕС все задекларировано?
Чтобы понять, с чем имеем дело – с “зеленым” курсом развития или с банальным «гринвошингом» со стороны правительства, стоит обратиться к показателям государственного бюджета Украины.
Проанализировать решили бюджеты семи правительств Украины. Причем во внимание принимались не только расходы на Министерство по защите окружающей среды, бюджетные программы на природоохранные мероприятия, но и программы, традиционно закреплены за Минэнерго: поддержку добычи и потребления ископаемых топлив (в частности, энергетические субсидии), целевые субсидии для населения по оплате коммунальных услуг, программы энергоэффективности.
Конечно, механизмы поддержки как ископаемых топлив, так и ВИЭ и программ энергоэффективности, никогда не ограничивались расходами только из бюджета. Однако, мы сфокусируемся именно на бюджетном финансировании.
Вывод номер 1. За последние 10 лет уменьшились расходы на поддержку производства и потребления ископаемых топлив. Это плюс, правда единственный.
Если считать в долларовом эквиваленте, расходы сократились в 22 раза. В гривне: с 32 млрд. грн. в 2012 г. – до 4 млрд. в течение 2018-2020 гг.
Вывод номер 2. Поддержка ископаемого топлива до сих пор в разы выше поддержки энергоэффективности и возобновляемых источников энергии. Это минус.
По крайней оценке ОЭСР, в 2015 г. господдержка ископаемых топлив в Украине превысила 134 млрд. грн. (это не учитывая целевые субсидии населению). В то же время поддержка энергоэффективности и возобновляемых источников энергии составляла лишь около 4,6 млрд. грн. То есть, в 29 раз меньше.
Хотя за последние годы расходы на целевые субсидии населению значительно выросли, все равно даже на своем пике они достигли лишь 2,7 млрд. долл. США.
А это более чем в полтора раза меньше 3,9 млрд. долл. США субсидий, которые в свое время премьерства Азарова имела ископаемая отрасль. В 2012 г. 8% общих расходов госбюджета ушло на субсидирование ископаемых топлив.
Вывод номер 3. Украина продолжает развивать неэффективную государственную угольную промышленность и продолжает компенсировать себестоимость угля. Очень большой минус, учитывая, что вся Европа занимается активным свертыванием отрасли. И не одно украинское правительство присягало Брюсселю двигаться этим же путем. Но всегда что-то шло не так.
В 2013 г. на программу частичного покрытия расходов себестоимости готовой товарной продукции государственных шахт было направлено рекордные 13,3 млрд. грн.
Ситуация резко изменилась в 2014-2015 гг., когда в результате российской вооруженной агрессии Украина потеряла значительную часть территорий Донецкой и Луганской областей, где была сосредоточена большая часть угольных шахт.
С этого времени в бюджете появляются новые программы так называемой “реструктуризации угольной отрасли” и “меры по ликвидации неперспективных угледобывающих предприятий”. А рядом с ними – и программы на специальные государственные инвестиционные проекты, например, развитие мощностей некоторых угледобывающих предприятий.
С учетом глобальных трендов на декарбонизацию, больше 100 финансовых институтов по всему миру объявили о сворачивании своих инвестиций в добычу угля и угольную генерацию.
Поэтому сегодня любые государственные инвестиции в угольную отрасль выглядит как грубый просчет украинских чиновников. Вероятно, все эти угольные шахты и ТЭС в ближайшем будущем станут безнадежными активами (stranded assets).
Вывод номер 4. Энергоэффективность не используется, как инструмент “зеленого” восстановления экономики после кризиса.
Без преувеличения можно сказать, что повышение энергоэффективности на короткое время стало одним из вопросов, которые поднимались на самом высоком политическом уровне.
Наряду с финансированием госпрограммы “теплых кредитов”, на финансирование Фонда энергоэффективности из госбюджета было выделено 4,3 млрд. грн. в 2018-2020 гг.
Однако, во время пересмотра бюджета в апреле 2020 средства, предусмотренные на Фонд энергоэффективности, забрали на преодоление последствий COVID-19.
А в проекте бюджета на 2021 к первому чтению вообще “забыли” об энергоэффективности, ведь не было никакого упоминания ни о целевой программе, ни о фонде.
Такая ситуация вызвала возмущение европейских партнеров, оказывающих поддержку Фонду энергоэффективности, ведь это противоречит заявлениям в поддержку “зеленого” курса ЕС, а также не соответствует обязательствам Украины по финансированию энергоэффективности, взятым перед ЕС и Германией.
После жарких дискуссий ко второму чтению все же нашлась возможность выделить 250 млн. грн. на энергоэффективность. Однако, победой это назвать трудно. Это сокращение в 8 раз по сравнению с прошлым годом, когда на проекты энергоэффективности государство выделяло около 2 млрд. грн. Green recovery? Нет, не слышали!
Вывод номер 5. На фоне государственной поддержки ископаемых топлив, расходы на экологические программы мизерные. Это опять минус.
Финансирование экорасходов из госбюджета никогда не превышало 1% от общих расходов госбюджета (по крайней мере с 2010 г.). В 2013 г. доля экорасходов была самой высокой за все времена и достигла 0,7% от общих расходов госбюджета.
Однако, это было связано исключительно с программой государственной поддержки мероприятий, направленных на уменьшение объемов выбросов (увеличение абсорбции) парниковых газов финансировались исключительно за “киотские” средства.
Те самые, с которыми был связан ряд коррупционных скандалов. Поэтому, несмотря на цифры 2013 г. оказался тоже не таким уж и экологичным.
В период с 2017 г. по 2019 г. финансирование мероприятий по сохранению и улучшению экологической ситуации (включая программы по энергоэффективности) было на уровне 0,2% от общих расходов бюджета.
В 2020 г. расходы на экопрограммы сократились почти втрое. Фактическое выполнение экопрограмм было еще ниже. Не в последнюю очередь, из-за пересмотра бюджета, который произошел вследствие необходимости наполнения COVID фонда.
Проблема лишь в том, что вместе с другими экологическими программами “порезали” и те, которые точно повлияли на преодоление пандемии!
Вывод номер 6. Врезка экопрограмм во время секвестра бюджета является наглядным примером того, что финансирование экологии в Украине происходит по остаточному принципу.
Не разобравшись, правительство в 2020 г. забрало средства, которые закладывались на установление референтных станций мониторинга качества воздуха. Качественных, своевременных и достоверных данных о состоянии воздуха в государстве так и не появилось.
И тем более не появилось и системного анализа этих данных, который должен использоваться на (1) предупреждение населения (2) идентификацию источников загрязнения (3) их ликвидации.
А как стало известно из исследований различных международных центров, от качества (чистоты) воздуха напрямую зависит и ход коронавирусной болезни и вероятность наступления осложнений.
Сэкономив 100 млн. грн. на системах мониторинга воздуха, правительство тем сам же приложило руку к ухудшению пандемической ситуации в стране.
Ну, скажем, по состоянию на апрель 2020 г. еще не все исследования были в общем доступе и была уверенность в том, что каждая гривна пойдет на тестирование населения, средства защиты для врачей и переоборудование больниц.
Но осенью 2020 г. картина по Украине вырисовалась совсем четко и совсем не такой, какой виделась в начале. Но при этом деньги на экопрограммы так и не вернули.
В частности, в бюджете на следующий год опять не предусмотрели средства на развитие современной системы мониторинга качества атмосферного воздуха. Мою поправку о выделении 200 млн. грн. на эту общенациональную систему поддержал бюджетный комитет.
Однако, по неизвестным для меня причинам, представители Министерства экономики, ссылаясь на руководство Министерства окружающей среды, заявили, что эти средства не нужны и что-то будет выделено на мониторинг воздуха с 65,9 млн. грн., предусмотренных на программу природоохранных мероприятий.
Что это значит? 1) Системы мониторинга качества воздуха не будет. 2) В худшем случае будет какая-то халтура, которая позволит загрязнителям и дальше загрязнять, а какая-то непонятная фирма еще и заработает.
Более глобально: украинцы и дальше не будут знать, чем дышат и будут травиться грязным воздухом еще неопределенное количество лет. А перед странами ЕС и правительства и депутатам придется снова краснеть, объясняя, почему мы очередной год не выполняем требования по имплементации Директивы 2008/50/ЕС и 2004/107/ЕС, где прямо-таки предусмотрено установление и развитие станций мониторинга воздуха.
Конечно, если посмотреть на абсолютные цифры, то бюджет Министерства окружающей среды выглядит вполне достойно – 11 364 900 000 грн. И это далеко не последнее министерство по уровню финансирования.
Однако, как всегда, дьявол кроется в деталях и нужно смотреть конкретно на что государство распределяет средства налогоплательщиков.
Пока, до сих пор шахты в приоритете. А экологизацию правительство оставляет на потом, руководствуясь принципом – заботиться об окружающей среде будем только не за свои деньги.
Только вот разница в том, что если мы реально не станем на путь зеленых трансформаций – ни денег на экологию, ни на другие программы от ЕС нам ждать не стоит.
Вполне вероятно, что украинские экспортеры столкнутся с налогами на выбросы СО2. И еще хуже – с экономической изоляцией украинской продукции как экологически опасной.
Выход один. Правительство должно прекратить заниматься «гринвошингом» и на законодательном уровне закрепить обязательства выделять не менее 1% бюджета на программы экологической трансформации и защиты окружающей среды.
Это, конечно, ничего, по сравнению с 30%, которые страны ЕС договорились выделять из долгосрочного бюджета и фонда восстановления экономики “Следующее поколение ЕС” на климатические программы. (Леся Василенко, народный депутат Украины, председатель подкомитета по адаптации к изменениям климата и охране атмосферного воздуха, Epravda.com.ua/Энергетика Украины и мира)