Фукусимская катастрофа, произошедшая 10 лет назад, поставила серьезные задачи системного характера перед японской энергетикой.
Сегодня уже можно говорить о том, что решение большинства из них было найдено в сжатые сроки, пусть зачастую и в ущерб внешним обязательствам Японии, например, по части снижения выбросов углекислого газа в атмосферу. Вообще опыт Японии по преодолению экологических и социально-экономических последствий той масштабной аварии является предметом пристального изучения во многих передовых странах мира, в энергобалансе которых атомная энергетика играет заметную роль.
На диаграммах видны существенные изменения в структуре энергетического баланса страны за прошедшее с момента аварии время:
Если подробнее рассмотреть топливную энергетику, становится очевидным, что доля угля выросла примерно на 10% (с 25% по 35% в общей структуре), доля природного газа увеличилась на 15% (с 30% до 45% в общей структуре), а доля нефти и нефтепродуктов составила 10% в 2020 г. вместо 7% в 2010 г. Что касается гидроэнергетики и возобновляемой энергетики, то тут динамика также показательна. Доля ГЭС увеличилась незначительно по понятной причине – гидроресурсы в Японии весьма ограничены и потенциал их освоения практически полностью исчерпан. Но заметны существенные успехи в использовании ВИЭ – их доля выросла за 10 лет примерно в два раза, чему поспособствовала сбалансированная государственная политика на этом направлении. Она состоит из ряда мер по субсидированию бизнеса в сфере возобновляемой генерации, предоставления налоговых льгот и введения так называемого “зеленого тарифа”. Последний обязывает энергетические компании-монополисты закупать дорогую электроэнергию, произведенную на основе ВИЭ, по равновесной региональной цене.
Однако, по оценкам ряда японских экспертов, у страны нет достаточных возможностей по доведению доли ВИЭ до 30% в энергетическом балансе к 2035 г. и тем более до 50% к 2050 г., несмотря на смелые заявления нового премьер-министра страны Есихидэ Суга осенью 2020 г. Это связано, во-первых, с большими капиталовложениями в строительство и эксплуатацию новых станций на основе ВИЭ (порядка 3 млрд. долл. в течение ближайших 10 лет), которые государство хочет частично переложить на плечи частных инвесторов, что не вызывает у них большого энтузиазма – бизнес в сфере ВИЭ относится к числу направлений с высокой долей риска.
Во-вторых, есть и территориальная проблема – дело в том, что в Японии много агломераций и мало земель сельскохозяйственного назначения, поэтому отведение последних под сооружение солнечных и ветряных ферм сопряжено с большими экологическими и социальными проблемами. Можно строить ветроэнергетические станции в высокогорных областях северного японского острова Хоккайдо – и такие планы существуют – однако предварительные оценки стоимости этой “чистой” электроэнергии для потребителей примерно в два раза превышают средневзвешенную цену даже для газовых ТЭС, которые считаются наиболее экологичными из всех типов тепловой генерации. И, в-третьих, японская экономика пребывает в длительной вялотекущей рецессии, что не способствует росту деловой активности и, соответственно, интересу инвесторов к сложным инфраструктурным проектам.
Тем не менее, проблема реструктуризации энергетического баланса в пользу экологически чистых источников энергии не теряет своей актуальности. На сегодняшний день на территории Японии работают 140 угольных электростанций,110 из них признаны неэффективными. КПД и уровень выбросов СО2 этих станций не соответствуют стандартам Парижского соглашения по климату, что приводит к усиливающейся критике энергетической политики Японии со стороны многих традиционных партнеров из ЕС и США. По заявлениям японских официальных лиц, страна к 2050 г. вплотную приблизится к реализации стратегии “нулевых выбросов” или перехода экономики к состоянию низкоуглеродной. Соответственно, если сейчас доля Японии в глобальной эмиссии парниковых газов (не только CO2) составляет 3,5%, то к 2050 г. она постепенно сократится до 0,5% или ниже. Впрочем, такого рода заявления политиков вызывают устойчивый скепсис у многих видных представителей научно-экспертного сообщества страны, которые не понимают, за счет каких финансовых ресурсов, технологий и институциональных механизмов планируется реализация этих амбициозных целей. Здесь могла бы помочь атомная энергетика, но в японском социуме все еще достаточно сильны антиядерные настроения.
Несмотря на то, что после 2015 г. девять реакторов возобновили работу (на АЭС “Ои”, “Такахама”, “Гэнкай” и др.), в их отношении действуют более жесткие, чем ранее, стандарты безопасности. Это ведет к увеличению амортизационных издержек и увеличивает сроки окупаемости вложений в модернизацию станций. Стоит также принять во внимание и общественное мнение – более 60% граждан Японии выступают против восстановления работы АЭС в масштабах 2010 г., что неудивительно. Однако правительство страны пока не собирается полностью отказываться от эксплуатации АЭС, предлагая различные компромиссные варианты по встраиванию этого сектора в “новую энергетическую реальность”, но даже самое оптимистичное видение не подразумевает возвращения атомной генерации и половины того значения, которое она имела до фукусимской катастрофы.
Получается, что в отношении атомной энергетики японское правительство застыло в некой “полупозиции”: объективная энергетическая реальность не позволяет окончательно отказаться от АЭС, но и наращивать их долю в энергобалансе особых возможностей нет по социально-экономическим и финансовым причинам. Необходимость выполнения планов по сокращению выбросов СО2 до “чистого нуля” к 2050 г. вынуждает официальный Токио формировать подушку безопасности – сохранять АЭС в потенциальном резерве до изменения экономической конъюнктуры или появления новых технологий, значительно улучшающих показатели безопасности и энергоэффективности станций. В этом случае карта АЭС может быть успешно разыграна вновь и стать важным дополнением к общей тенденции развития возобновляемой энергетики.
Определенное влияние на ситуацию имеют и сугубо политические моменты. Во властных кругах Японии нет единства по поводу энергетического будущего страны, и декларативные заявления отдельных официальных лиц на различных международных саммитах на “безуглеродную” тему, мягко говоря, не полностью отражают внутрияпонскую палитру мнений по этому вопросу. Пока перевешивает группа сторонников бывшего премьер-министра Синдзо Абэ, выступающая за продолжение эксплуатации нескольких АЭС и умеренное сохранение данного сегмента в энергобалансе Японии, чтобы не потерять, в том числе, и большой технологический задел в этой сфере, создававшийся десятилетиями. Однако ситуация может измениться, если умеренное либерально-демократическое правительство по итогам осенних выборов 2021 г. уступит свое место оппозиционному альянсу двух партий – Демократической партии для народа и Конституционно-демократической партии. Эти политические силы занимают более радикальную позицию по части АЭС и намерены, в случае прихода к власти, полностью ликвидировать атомную энергетику.
Новый оппозиционный альянс пока значительно уступает по популярности Либерально-демократической партии, однако далеко не факт, что к осени 2021 г. такой расклад сохранится. Многое будет зависеть от результативности мер действующего правительства по преодолению социально-экономических последствий кризиса, вызванного пандемией, а также от успешного или не очень проведения Летних Олимпийских игр в Токио.
Таким образом, в течение прошедших с момента фукусимской катастрофы 10 лет японская энергетика эволюционировала достаточно медленно, если не считать, конечно, стремительной остановки АЭС в 2011 г. и выпадения атомной генерации из энергобаланса. Переход на возобновляемые источники энергии в масштабах всей экономики пока больше относится к области стратегического планирования, чем к реально свершившимся фактам, окончательный статус АЭС так и не определен, а основная нагрузка по энергоснабжению потребителей – по-прежнему удел топливной генерации. Конечно, Японии, как островному государству, изолированному от межгосударственных континентальных энергосистем, свойственен определенный энергетический консерватизм и осторожность в проведении реформ, пример чему – длящаяся вот уже более 20 лет с переменным успехом либерализация электроэнергетики. Однако чтобы совершить заявленный переход к низкоуглеродной экономике, необходимо четко расставить акценты в долгосрочном энергетическом планировании и достичь общественно-политического согласия. (Eenergy.media/Энергетика Украины и мира)