Эксклюзивное интервью с главой правления ПАО “Укрнафта” Олегом Гезом.
– Кроме выплаты дивидендов на последнем собрании акционеров, принимались ли еще какие-то важные решения? Может, с вами был продлен истекающий в конце июля контракт, поскольку конкурс пока не объявлен?
– Контракт был продлен отдельно от собрания акционеров наблюдательным советом до ноября 2021 г.
Два ключевых решения, которые были приняты на собрании, это распределение прибыли и выплата дивидендов за 2018-й и 2020 годы. В пользу акционеров подлежит распределению около 5,8 млрд. грн. В 2019-м прибыли у нас не было. Все остальное – это обычные вещи, которые происходят на годовых собраниях: утверждение отчетов набсовета, правления и основных направлений деятельности.
– Если с вами продлили контракт, значит, вашу работу признали удовлетворительной, и вы выполнили поставленные задачи?
– Думаю, что да. 2020 г. точно нельзя назвать для “Укрнафты” неудачным, хотя он и был очень непростой. И здесь не столько вопрос коронавируса, поскольку мы смогли выстроить достаточно эффективную работу в условиях пандемии, а в обрушении цен на энергоресурсы прошлой весной. Как вы помните, на отдельных площадках мира цены на нефть впервые в истории даже достигали отрицательного значения.
Мы 2020 г. сработали хорошо, удержали добычу. Это было непросто, потому что наши месторождения сильно истощены, падает базовая добыча и надо предпринимать все возможные меры для ее удержания.
Мы показали очень серьезный финансовый результат по году (4,3 млрд. грн. чистой прибыли – ИФ). Он положительный и выделяется на фоне других компаний сектора. Да, мы понимаем, что в том числе он сложился за счет реализации сделки по газу в рамках процесса по урегулированию налогового долга. Но, тем не менее, мы смогли наконец-то эту историю с налоговым долгом раскрутить и закрыть. Я считаю это большим достижением компании и ее менеджмента.
– Планируете ли вы подаваться на новый конкурс?
– Я, кроме отдельных сообщений в прессе, ничего конкретного о новом конкурсе не слышал. Когда объявят конкурс, тогда и буду принимать решение, но в любом случае я неоднократно подтверждал свою заинтересованность.
– Какие планы у компании на 2021 г. по добыче и бурению? Я так понимаю, из-за недостаточных капитальных инвестиций в прошлом году не стоит ожидать какого-то роста в этом.
– Да, мы действительно пересмотрели программу капвложений в 2020 г., сильно ее урезали, видя цены на нефть и другие факторы. Тем не менее, нам удалось удержать уровень добычи и выполнить цели 2020 г. На 2021 г. у нас запланирован более высокий уровень капвложений – до 2 млрд. грн. Основное пойдет именно в добычу, в простые и базовые вещи: насосно-компрессорные трубы, насосы и все что с этим связано, в какие-то инфраструктурные проекты и поддержание работы газоперерабатывающих заводов.
Отдельным приоритетным направлением является охрана труда и организация безопасной работы.
Наша основная задача – показать, что мы можем удерживать уровень добычи, который был в предыдущие годы. С тем набором активов, который есть у “Укрнафты”, это не так уже и просто. Многие люди не понимают, что в условиях сильно истощенных месторождений, когда ты извлекаешь из скважины, по сути, 85% воды, это большое достижение. Маврикий Калугин, который, недавно перешел в НАК “Нафтогаз Украины”, и наши специалисты проделали огромную работу. Это различные организационно-технические мероприятия: текущие и капитальные ремонты, которые дают достаточно большую эффективность и не требуют значительных капиталовложений
Моя основная цель – сделать “Укрнафту” максимально эффективной. Исходя из того, что компания сильно недоинвестирована, и наше оборудование устарело, в этих условиях заниматься каким-то масштабным бурением прямо сегодня нет смысла. Сейчас мы фокусируемся на проведении организационно-технических мероприятий (ОТМ), которые обеспечивают больший возврат на инвестиции, чем бурение. Тот же боковой ствол в существующей скважине по стоимости сопоставимый с бурением новой скважины за $2-3 млн. Сложный капремонт даст нашим активам гораздо большую отдачу, чем новое бурение с рисками на ошибку и возможными непростыми последствиями. Для примера можем взять прошлый год. Мы добыли 1,5 млн. тонн нефти и конденсата, при этом более 145 тыс. тонн (почти 10%) мы получили в результате проведения ОТМ.
Фронт таких работ у нас достаточно большой. Его нужно брать и методически делать. Через год-два, наверное, таких вещей как low-hanging fruit (низко висящий фрукт, “легкая добыча” – ИФ) будет меньше, и тогда, создав полноценную базу, будем серьезно думать о масштабном бурении. Сейчас основное – удержать добычу, особенно нефти, и максимально эффективно делать оргтехмероприятия, которые зафиксированы в бизнес-плане.
– Какая ожидается динамика по добыче к прошлому году?
– Наш бюджет утвержден с минимальным падением к 2020 г., но мы постараемся обеспечить уровень прошлого года, может, даже превысить. С начала года у нас идет рост суточной добычи нефти. В июне суточная добыча нефти и конденсата на 4,6% больше январской, добыча газа тоже демонстрирует рост – плюс 7,1%.
– Насколько компания сейчас рентабельно работает по добыче при текущем уровне цен?
– Текущий уровень цен, если мы говорим о нефти, достаточно понятный на ближайшие год-два и комфортный для нефтяных компаний. Что будет дальше говорить сложно. У нас как такого нет понятия рентабельности бурения или рентабельности добычи, потому что мы, как и другие нефтяные компании, смотрим на всю сквозную маржу через netback. Нефть перерабатывается на Кременчугском НПЗ, делится на различные продукты: светлые, мазут, потери. Далее считаем общий результат, и он в целом достаточно хороший. В 2021 г. мы рассчитываем на прибыль.
– Если уж мы затронули переработку, то расскажите детали толлинговой переработки на Кременчугском НПЗ, который не желает выкупать всю вашу нефть.
– Нынешняя модель аукционов по продаже нефти, показала свою неэффективность, когда в стране существует только один продавец и один покупатель. “Укртатнафта” отказалась от покупки нефти украинской добычи и импортирует нефть. С помощью компаний-сателлитов мы выкупаем нашу нефть на аукционах и после этого отправляем на переработку в Кременчуг. Мы по этой модели взаимодействия с Кременчугским НПЗ работаем с апреля 2019 г.
Да, мы несем дополнительные затраты, связанные с переработкой. В итоге получаем всю корзину нефтепродуктов, включая темные продукты, которые сложнее и менее рентабельно продавать, и реализуем их по контрактам и через сеть собственных АЗС.
Изначально это решение рассматривалось и принималось как временный вариант, но условия продажи нефти через аукционы так и не поменялись. Такие требования предъявляются только к нам. Мы единственная компания, которая вынуждена выходить на аукцион, на котором государство определяет стартовые цены. “Укргазвыдобування” свою нефть спокойно перерабатывает на Шебелинском ГПЗ. Частники со своей нефтью делают, что хотят. А мы вынуждены идти на аукцион, где цена формируется на базе котировок в Роттердаме. То есть наша нефть на месторождении оценивается по стоимости нефти в порту Роттердама, и к этой цене нужно прибавить еще транспортные расходы и НДС, поэтому мы эту нефть никогда на экспорт не сможем продать, потому что никто ее по такой цене не возьмет. Там уже дополнительная дельта на логистику в цене заложена. Было очень много дискуссий с правительством, что эту систему надо поменять. Но пока мы там, где мы есть.
– Что такое компании-сателлиты?
– Это компании-посредники, которые помогают нам участвовать в аукционах, покупать нефть.
– И они получают какую-то маржу?
– Минимальную.
– Это сколько, если не секрет?
– Это коммерческие условия, к сожалению, они являются конфиденциальной информацией.
– Компания уже много лет говорит о необходимости изменить формулу продажи нефти на аукционах. Почему до сих пор ничего не поменялось, если почти все на рынке видят недостатки этого подхода? Юрий Витренко на должности главы Минэнерго тоже выражал недовольство тем, как “Укрнафта” сейчас реализует свою нефть.
– Мы обращались, к Минэнерго, в том числе, когда Юрий Витренко был назначен на и.о. министра энергетики. Обращались к нему со всеми нашими инициативами, в том числе по аукционам. Потом опять поменялся министр. И на нового министра мы тоже выходили, напоминали про наши проблемы. Временами доходило даже до каких-то проектов, документов на уровне правительства, но в итоге вопрос так и остался нерешенным. Нас слышат, но изменения не происходят.
– А “Нафтогаз”?
– “Нафтогаз” как мажоритарный акционер понимает, как работают рынки, как работает ценообразование. Он в этой истории по продаже нефти всегда “Укрнафту” поддерживал. Вопрос больше в профильных министерствах, правительстве.
– Вопрос по штрафу АМКУ на 2,4 млрд. грн. Вы его оспорили?
– Да, оспорили. Когда несколько лет назад пришли материалы, я тогда отвечал за downstream, в том числе за розницу, и когда я их внимательно проанализировал, то был абсолютно уверен, что по бизнес сути предъявленные обвинения сразу застопорятся. Там есть вещи, которые говорят, что АМКУ не понимает, как работает не только розничный бизнес, но и бизнес “карточных программ”. Я был уверен, что это все несерьезно, не будет иметь последствий. Но получилось – как получилось. Так что есть более чем достаточно правовых оснований, чтобы идти и оспаривать штраф в суде. И мы уже это сделали.
Согласно заявлению, АМКУ не выявил негативных последствий на рынке, но при этом регулятор применяет к “Укрнафте” штраф, в шесть раз превышающий допустимый по закону. Получилась интересная история. Еще в 2015 г., выполняя обязательства Украины перед Европейским Союзом, АМКУ выпустил разъяснения о порядке применения штрафных санкций. Так, базой для применения штрафа должна быть выручка на рынке, на котором компания допустила нарушение. В нашем случае АМКУ имел право наложить штраф в размере до 10% от выручки “Укрнафты” на розничном рынке (в 2020 г. – всего около 4 млрд. грн.). То есть штраф не должен был превышать 400 млн. грн. Однако регулятор отказался применять собственные разъяснения и основанием для штрафа стала общая выручка за 2020 г. (а не розница, составляющая немногим более 10%), в состав которой входили как оптовые продажи нефти и газа, так и продажа НАК “Нафтогаз Украина” в 2020 году природного газа, а также доход, полученный от иных услуг. При этом к прямым конкурентам “Укрнафты” АМКУ в соответствии со своими рекомендациями применял значительно меньшие штрафы. В связи с этим “Укрнафта” готовится защищать свои интересы не только в Украине, но и в европейских инстанциях, поскольку действия АМКУ являются прямым нарушением обязательств, взятых государством по Соглашению об ассоциации с Европейским Союзом.
– Расскажите подробнее о карточной программе. “Укрнафта” говорит, что не отвечает за цены на стелле, потому что это идет через стороннюю карточную программу и штрафовать компанию нет смысла?
– Нет, тут несколько иное. Безусловно, мы отвечаем за цены на стелле. Но карточная программа действует немного по-другому. У нас есть целый ряд компаний в Украине, которые давно развивают свой карточный бизнес. Мы исторически работаем с карточной программой “Авиас”. Их карточки или талоны до сих пор принимаются на наших заправках, они принимаются на заправках и других сетей. Это обычный бизнес. И чаще всего это оптовый бизнес, когда приходит бизнес-контрагент, выкупает определенные объемы, получает скидку, а потом свои машины/транспорт заправляет на этих заправках. Точно так же и мы работаем. У нас нет своей программы, но мы участвуем в программе “Авиас”.
– Кому компания реализовывала природный газ в 2020 г.?
– Мы свой газ раньше продавали на бирже. Потом – как прямым потребителям, так и трейдерам. Основной из них – это “Юнайтед Энерджи”. Мы всем продаем газ по рыночной цене. Важным условием является предоплата и стабильность, поскольку у нас достаточно большой объем.
– Сколько времени понадобится, чтобы “Укрнафта” смогла погасить авансовый платеж от “Нафтогаза” за газ добычи будущих периодов?
– Там формула, которая привязана к котировкам на импортном хабе. Мы продаем не весь добываемый объем газа по этим договорам, а около половины. Исходя из текущих цен это достаточно длительный период времени. Около 8-10 лет. В зависимости от разных факторов этот срок может и существенно уменьшиться.
– Есть какие-то планы по развитию АЗС? Сейчас, когда компания финансово стабилизируется, целесообразно ли вкладывать какие-то деньги в развитие сети?
– Планы есть всегда, вопрос в их реализации. Я думаю, мы будем очень осторожно подходить к значительным инвестициям в розницу. Мы разработали новый концепт несколько лет назад и начали его реализовывать – ребрендировали 27 станций. Это немного. Из 500 АЗС ты получаешь какой-то видимый эффект, когда ребрендируешь 50-100 станций по всей стране или в двух-трех областях. Тогда люди видят и понимают, что “Укрнафта” существенно изменилась: и внешне, и с точки зрения оказываемых услуг. Пока нельзя сказать, что в 2021 г. мы собираемся активно ребрендировать и развивать розницу, но будем смотреть и думать на эту тему.
– Продажи нефтепродуктов сейчас рентабельны?
– Продажи нефтепродуктов почти всегда рентабельны. Есть определенные периоды времени, когда у тебя сильно падают цены и котировки на нефтепродукты, и в зависимости от запасов продажи становятся нерентабельными.
– Борьба с нелегальными заправками со стороны правительства провалена?
– Были определенные усилия. В чем-то успешные, а в чем-то, к сожалению, нет. Нелегальных заправок по-прежнему много, эта проблема не решена, и она мешает активно развивать сеть, как нам, так и другим легальным участникам рынка.
– “Укрнафта” все еще поддерживает введение пошлины на импорт российских нефтепродуктов?
– Конечно. Мы вместе с “Укртатнафтой” и “Укргазвыдобування” обращались к правительству. Подготовлен большой документ, в котором обосновывается введение заградительных пошлин. Если у страны больше 50% топлива поступает из одного источника, то это несет риски для национальной безопасности.
– Работа компании с дебиторкой. К “Укрнафте” выдвигались претензии по заключенным договорам реструктуризации, списанию долгов. Насколько это объективная претензия, что они невыгодны для компании?
– Мы не считаем дебиторскую задолженность безнадежной. Нам действительно удалось 1,5 года назад реструктурировать большой объем дебиторской задолженности на уровне 7 млрд. грн. Эта задолженность сформировалась еще в 2015 г., информация о ней неоднократно озвучивалась в СМИ.
Что касается выгоды от реструктуризации для “Укрнафты”, то для меня здесь был очень простой выбор. Либо попытаться получить что-то, либо ничего. Если у компании нет каких-то существенных активов, на которые можно претендовать, то гораздо целесообразней и эффективней попробовать взыскать долги путем реструктуризации. На мой взгляд, у нас это неплохо получается. Мы за полтора года уже получили более 2,3 млрд. грн. Все платежи идут в соответствии с запланированным графиком. Мы начали получать и проценты с момента заключения мировых соглашений, что немаловажно. И в течение нескольких лет рассчитываем, что вся сумма будет полностью погашена. Я считаю, что с дебиторкой мы работаем эффективно.
– По 2021 г. у компании нет проблем с уплатой ренты и налогов?
– Для нас уплата ренты является приоритетной. К примеру, в 2020 г. с его ковидом и падающими ценами уплатили ренту с добытой нефти, хотя смогли ее реализовать позже, по другой цене. Хотя в таком случае и есть определенное несовершенство системы, ренту мы все равно уплатили. Ренту платим в полном объеме и в 2020 г., и в 2021-м тем более. По итогам 2020 г. мы, по-моему, стали налогоплательщиком №1 в стране.
– Смена руководителя “Нафтогаза” изменила парадигму договоренностей между мажоритарными и миноритарными акционерами “Укрнафты”…
– Это ваше предположение.
– Это не мое предположение. Это публично озвучивалось новым главой НАК. Выходили ли уже на правление “Укрнафты” со стороны набсовета и акционеров с предложением затормозить процесс разделения активов или начать оценку возможного создания ВИНК с “Укртатнафтой”?
– Вы сейчас спрашиваете о будущем компании. Вопросы о будущем компании всегда стоят на повестке и у акционеров, и у менеджмента. Обсуждаются всевозможные варианты. И тема ВИНК всплывала неоднократно, и тема разделения активов. Я, честно говоря, не вижу какого-то принципиального изменения в позиции “Нафтогаза”, кроме того, что стало изучаться больше опций. Наша задача на уровне менеджмента дать максимально качественную проработку этих опций акционерам. С тем, чтобы они могли принять правильное и взвешенное решение. Именно этим мы и занимаемся.
– То есть компания продолжает оценку активов?
– Мы оценку и раньше проводили, несколько лет назад. Сейчас мы начали ее обновлять как раз в контексте раздела активов. Повторюсь, наша задача как менеджмента – проработать и дать акционерам качественное обоснование всех плюсов и минусов этих опций, которые могут рассматриваться.
– “Укрнафта” направит на выплату дивидендов за 2020 год не менее 90% чистой прибыли. Не многовато?
– К сожалению, такая норма содержится в законе о госбюджете на 2021 г. Выплата 90% говорит о не совсем стратегическом и не совсем прогнозируемом подходе к будущему компании со стороны государства. Компания должна оставлять себе какие-то деньги – на капитальные инвестиции, на оборотные средства. Да, есть какой-то объем прибыли, который принято распределять, но не 90%, и даже не 70% или 60%.
Мы же понимаем, что полученная по итогам 2020 г. прибыль частично операционная, частично связана с газовой сделкой с “Нафтогазом”. Мне кажется, должен быть более сбалансированный подход к тому, как принимаются решения и как государство подходит к распределению прибыли компании по типу нашей. Но есть закон, и, разумеется, мы должны его исполнять.
– Если подытожить, то для “Укрнафты” ключевым событием последних лет было урегулирование налогового долга. Наконец-то появилась возможность увеличить инвестиции. Может, уже есть видение и по среднесрочным планам?
– Да, эта сделка очень важна для “Укрнафты”. К ней очень долго готовились, начиная с 2019 г. Некоторые СМИ писали, что она была осуществлена за счет налогоплательщиков или за счет бюджета. Но это не так. “Нафтогаз” был должен “Укрнафте” за газ. Есть все судебные решения, это признанная задолженность. В свою очередь “Укрнафта” должна была налоги государству. Как основную сумму, так и огромное количество пени и штрафов. С третьей стороны, государство в лице бюджета должно было “Нафтогазу” за возложенные на компанию специальные обязательства (ПСО). В итоге задолженность была закрыта по кругу прохождения этой цепочки.
– Win-win-win.
– Да. Более того, у “Нафтогаза” возникают дополнительные налоги, потому что он отобранный у “Укрнафты” газ раньше не признавал. У нас возникают дополнительные налоги, которые мы платим, в частности налог на прибыль. Для “Укрнафты” это очень полезная и эффективная сделка, которая открывает большие горизонты на будущее. Возможность привлечения дополнительных инвестиций, возможность обращаться к банкам. Это проблема, которую мы наконец-то разрешили.
– Так какие варианты по инвестициям сейчас рассматриваются? Может, компания уже планирует в следующем году дополнительное бурение или вложиться в оборудование?
– Я буду здесь осторожен, потому что любые инвестиции – это переговоры с потенциальными партнерами. Плюс акционеры заявили, что закрытие налогового долга создает предпосылки для каких-то принципиальных решений по компании. Сейчас мы будем определяться, смотреть, какое к концу года будет принято решение. В этих условиях говорить о каких-то существенных инвестициях довольно сложно, но по каким-то отдельным проектам, по отдельным месторождениям, отдельным видам работ мы находимся в постоянном переговорном процессе с разными компаниями. Это украинские и международные компании, которые могут выступать, по сути, инвесторами. То есть идет постоянный процесс.
– Хватает ли “Укрнафте” текущего фонда скважин и месторождений? Может, есть какие-то потенциально интересные участки, о которых компания знает, и которые Госгеонедр может выставить на аукцион?
– Для нас приоритет – работа на существующих месторождениях. У нас 85 лицензий. Это огромное количество скважин, с которыми нужно работать, что мы и делаем. В целом мы смотрим все новые варианты, которые появляются, особенно участки, которые прилегают к нашим месторождениям.
Любой серьезный объект требует серьезных инвестиций на его разведку. “Укрнафта” разведкой в последние годы, можно сказать, практически не занималась. Мы были сконцентрированы на существующем фонде. Думаю, ближайшие минимум год-два это останется основной частью нашей работы.
– Уровень добычи “Укрнафты” в последние годы стабильно идет вниз. Десять лет назад добыча нефти с конденсатом была 2,5 млн. тонн, сейчас – 1,5 млн. тонн. Все понимают, что это связано с низким уровнем инвестиций и истощением существующих месторождений. Есть ли перспективы вернуться к устойчивому росту?
– Я уверен, что “Укрнафта” имеет очень большой потенциал именно из-за того, что объекты недоинвестированы. С определенными усилиями и инвестициями можно постепенно поднять добычу. Часть специалистов говорит, что это вполне реалистично. Есть более осторожные, которые говорят, что потенциал есть, но уровень обводнения скважин и другие факторы не позволят существенно нарастить добычу только на текущих месторождениях. Но потенциал очень большой даже в рамках существующих месторождений и скважин, путем перехода на другие горизонты, забуривания боковых стволов, которые позволят нарастить показатель добычи на какое-то время.
– На “Укрнафту” случайно не выходили с предложением купить активы Glusco?
– На меня точно нет. Но я эту сеть АЗС очень хорошо знаю, потому что я ее собирал в рамках своей работы в ТНК-BP. В любом случае, сети Glusco и “Укрнафты” очень сильно отличаются, чтобы здесь можно было хоть что-то комментировать. (Алексей Егоров, Интерфакс-Украина, Укррудпром/Энергетика Украины и мира)