На разных континентах устанавливается своеобразная “мода на мир”. Она скорее вызывает удивление после нескольких лет регулярно всплывающих конфликтов между государствами, чем воспринимается как естественный ход событий. Лидеры Северной и Южной Кореи неожиданно согласились на переговоры, после которых враждующие страны даже вернулись к единому времени. Баскская экстремистская группировка ЭTA, долгие годы отстаивавшая суверенитет Каталонии с помощью кровавых терактов, вдруг объявила о самороспуске. Глава Еврокомиссии Жан-Клод Юнкер заявил о необходимости переговоров с Россией, потому что без учета интересов такого “крупного игрока” обсуждение “повестки безопасности” для Европы невозможно.
Да и Вашингтон, несмотря на усиление антироссийских санкций, заинтересованно поглядывает в сторону Кремля. Президент США Дональд Трамп, по словам пресс-секретаря Белого дома Сары Сандерс, “очень открыт” для встречи с российским лидером Владимиром Путиным, хотя пока конкретных договоренностей об этом нет.
Все это – события последних десяти дней. Вместе с церемонией инаугурации Владимира Путина, прошедшей в мае в Кремле, они составляют международный контекст развития политической ситуации в Украине, которая при поддержке западных партнеров стремится выйти из кризиса после аннексии Крыма Россией и начала вооруженного противостояния на Донбассе в 2014 г. Хотя политическое противоборство Киева с Кремлем замешано на конфликте ценностей и идеологий, основа его лежит в экономической плоскости и связана с глобальным переделом энергорынков.
Что подхлестнуло передел?
Предпосылки для него возникли благодаря буму в американской нетрадиционной добыче нефти и газа, который превратил США из многолетнего и уязвимого импортера энергоресурсов в обладателя нового стратегического актива. Соединенные Штаты очутились в центре энергетической революции, вызванной широким освоением новых технологий, и получили возможность использовать этот экономический инструмент для достижения целей в системе международных отношений.
Впрочем, это произошло благодаря не только удачной геологии. Ключевым оказалось сочетание ряда факторов – это наличие капитала, поддержавшего принятие рисков, устойчивая система прав собственности, гарантирующая частным владельцам стабильную разработку месторождений, развитая сеть частных трубопроводов, а также конкурентоспособная отраслевая структура, сформированная множеством независимых операторов, а не государственной нефтегазовой монополией.
Как все это отражается на Украине?
Отечественный нефтегазовый сектор сейчас застыл в ожидании нового стимула для продолжения реформы, цель которой – либерализация рынка. Он появится, когда на международной арене влиятельные игроки распределят сферы влияния и согласуют новые правила взаимодействия. Существует вероятность, что тогда же возникнут предпосылки для возрождения экономических методов государственного управления, которые сейчас на фоне жесткого противостояния повсеместно стали утраченным искусством.
В такой ситуации временной неопределенности участникам политического процесса в Украине остается, по большому счету, наблюдать и анализировать тенденции нефтегазового сектора России и стран Запада, чтобы не остаться на обочине нового мира и подготовиться к наиболее эффективным действиям, вероятно, уже в обозримом будущем.
Что там “за поребриком”?
После выхода Владимира Путина на новый президентский срок в России меняется в целом архитектура органов власти, которые определяют стратегию развития нефтегазовой отрасли и, в частности, “Газпрома”. Правительством остается руководить Дмитрий Медведев. А правительственный аппарат возглавит Константин Чуйченко – одногруппник Медведева, выходец из системы КГБ, который в 2001-2008 годах был начальником юридического департамента “Газпрома”.
В Украине Чуйченко больше известен как исполнительный директор трейдера-посредника RosUkrEnergo, который при президенте Викторе Ющенко стал поставлять газ в Украину, когда были ликвидированы прямые контракты на торговлю между “Газпромом” и “Нафтогазом”.
Главным по энергетической политике в России будет новый человек – это вице-премьер по промышленности и энергетике Дмитрий Козак (в предыдущем правительстве он курировал строительство и региональное развитие). Считается, что его назначение пролоббировали братья Аркадий и Борис Ротенберги – постоянные участники рейтинга российского Forbes, “Короли госзаказа” и ключевые подрядчики “Газпрома” в проектах по строительству газопроводов.
К моменту публикации этой статьи в российском политическим истеблишменте не было определенности по поводу кандидата на должность министра энергетики. У Александра Новака, который в газовых переговорах с Украиной обычно играл роль “доброго полицейского” на фоне жесткого главы “Газпрома” Алексея Миллера, есть шансы сохранить свой портфель в Минэнерго или перейти в Министерство иностранных дел.
Но куда более серьезная интрига связана с возможной заменой Алексея Миллера в “Газпроме”. О его уходе активно ходят слухи с конца прошлого года. Миллер якобы сам обратился к Путину с просьбой об отставке, но тот попросил его доработать до инаугурации.
Завершение эпохи Миллера может сыграть на руку главе “Роснефти” Игорю Сечину, который в последние годы безуспешно добивался отмены монополии “Газпрома” на экспорт трубопроводного газа. Впрочем, эта тема – не про войну двух аппаратчиков во власти. Речь идет об изменении государственной политики России в области экспорта энергоресурсов.
Нефтегазовый экспорт – основа доходов российского госбюджета. Поэтому государство стремится жестко контролировать эту сферу. Хотя новые возможности выхода на внешние рынки для других игроков (прежде всего “Роснефти” и “Новатэка”) позволили бы им повысить эффективность бизнеса за счет игры на разнице валютных курсов и предоплате от потребителей.
С перспективами “Газпрома” связан и другой интересный нюанс. Один из сценариев урегулирования формата взаимодействия российской монополии с Евросоюзом подразумевает разукрупнение его холдинговой структуры. Это также позволит повысить эффективность корпорации и упростить ее бизнес. В независимую компанию, в частности, будут выделены внутренние поставки: они, как и в Украине, сопряжены с проблемой несвоевременных платежей и накопленных долгов. Сам же “Газпром” от таких хлопот будет избавлен и сконцентрируется на максимизации прибыли с внешних рынков.
Как там “за бугром”?
Нефтегазовый рынок в западных странах пестрит новостями не о политических баталиях, которые способны вызвать стагнацию в развитии отрасли, а реальными изменениями, соответствующими духу нового времени и трансформирующими бизнес.
Британско-голландская компания Shell до конца текущего года реализует стратегию по продаже активов на $30 млрд., чтобы упростить структуру бизнеса, повысить финансовую устойчивость и конкурентоспособность.
Норвежская компания StatOil спустя 50 лет своего существования решила поменять название, чтобы в нем больше не фигурировало слово oil – “нефть”. К концу мая произойдет ее официальное переименование на Equinor, что будет соответствовать низкоуглеводной стратегии компании и ее приверженности развитию бизнеса в альтернативной энергетике.
На Западе продолжают развиваться тенденции, о которых Mind рассказывал в публикации об итогах прошлого года.
Нефтегазовые компании оптимизируют структуру бизнеса, активно инвестируют в возобновляемую энергетику, новые технологии, которые позволяют выгодно покупать и продавать энергоресурсы благодаря умному программному обеспечению, и делают ставку на децентрализованную энергетику.
Фундаментальные изменения происходят и на рынке сжиженного природного газа, где активно развивается конкуренция. Торговля СПГ растет намного быстрее всех остальных направлений газового бизнеса, а борьба за потребителей становится все жестче.
Благодаря строительству регазификационных терминалов и расширению флота СПГ-танкеров меняется состав покупателей СПГ, растет количество производителей, сокращаются сроки и объемы контрактов, трансформируются модели ценообразования, развивается трейдинг. Меняются бизнес-модели всех участников рынка. Но для покрытия спроса на газ предстоящей зимой страны Евросоюза рассчитывать на СПГ вряд ли смогут: в холодное время года цены на сжиженный газ гораздо привлекательнее для продавцов в Азиатско-Тихоокеанском регионе, чем в Европе.
А где себя обретет Украина?
Сопоставление ситуации в нефтегазовом секторе России и западных стран дает наглядное представление о том, какая доминирующая система координат сложилась в государственном управлении украинской нефтегазовой отраслью. Как бы громко ни заявляли участники политического процесса в Украине о приверженности европейским ценностям и идеям свободного конкурентного рынка, их истинные приоритеты с лихвой выдают бесконечные ярмарочные торги за власть.
В результате у украинской экономики остается все меньше шансов занять достойное и выгодное место в новой системе распределения ресурсов и благ на карте мира, которую определяют текущие события внутри страны и за рубежом. (Светлана Долинчук, Mind/Энергетика Украины и мира)