Нефтегазовый комплекс страны остро нуждается в российских передовых технологиях и для этого вкладывает немалые средства в российские университеты и даже в школы. На примере этой отрасли можно увидеть, кто и как должен формировать спрос на инновации.

Институт нефти и газа Сибирского федерального университета в Красноярске – пример успешного сотрудничества крупного бизнеса, региональных властей и научно-образовательного комплекса. Институт был создан в структуре сибирского мегавуза в 2008 г., а в 2010 г. специально для него был построен новый корпус площадью свыше 16 тыс. кв. м. Более половины стоимости строительства (890 млн. руб.) профинансировала НК “Роснефть”. Но стройкой сотрудничество с крупными российскими корпорациями не ограничилось. Об основных его направлениях рассказывает директор института, доктор технических наук Николай Довженко.

– Как сегодня выглядит российский нефтегазовый комплекс с точки зрения технологического развития?

– Перед нами ставится очень серьезная задача – обеспечить развитие нефтегазового комплекса за счет собственных технологий. Проблема реально существует, поскольку наши нефтяники, скажем, 90% оборудования импортируют, а Норвегия, которая первой начала добывать нефть на шельфе, наоборот, использует 90% собственных технологий и оборудования. Или, скажем, есть такое требование – сертификация оборудования для нефтегазового комплекса на огнестойкость. В случае аварии оно определенное время должно не плавиться и не разрушаться. Сейчас все оборудование сертифицируется в Европе, а мы с “Газпромом” занимаемся тем, чтобы создать центр сертификации здесь, в России. Мы знаем, какое оборудование нужно для этого закупать, и “Газпром” уже одобрил такое решение.

Другая технологическая проблема связана с разработками на шельфе. Ведь норвежские технологии у нас применять невозможно, поскольку Штокмановское месторождение, Карское море – там же везде ледовая обстановка. У нас нет своего Гольфстрима. Поэтому нужны иные подходы к проектированию, к системам безопасности. Или возьмем для примера проблему катализаторов для нефтеперерабатывающих заводов. Сегодня российские НПЗ работают на зарубежных катализаторах. Ангарский завод (Ангарский нефтехимический завод в Иркутской области, принадлежит “Роснефти”. – “Эксперт”) кое-что делает, но в целом у катализаторных фабрик в России устаревшее оборудование, они давно практически остановлены.

– Когда создавался ваш институт, перед ним ставилась задача заняться в числе прочего технологическим обеспечением отрасли. Есть ли реальные разработки, которые можно предложить крупному бизнесу?

– Прежде всего, нужно понимать, что здесь, в Красноярске, все начиналось с нуля. Мы по крупицам собирали кадры. Сейчас мы уже активно развиваем связи с зарубежными университетами, ищем там коллективы, которые могут решать практические задачи для наших компаний. В результате у нас пока развиты три направления. Первое связано с геофизикой. Второе – с химической технологией углеводородного сырья. У нас открыты свои лаборатории на Ачинском НПЗ (входит в структуру “Роснефти”. – “Эксперт”), а в институте работает совместная кафедра. Мы движемся в направлении разработки новых катализаторов для выпуска более качественных бензинов и глубокой переработки сырья. Ведь есть еще одна проблема: российские заводы в готовый продукт перерабатывают только 60% сырья, тогда как в Европе этот показатель составляет 92%, в США и Японии – до 97%. Мы этим тоже будем заниматься. Скажем, сейчас “Роснефть” создает на базе нашего института свой инновационный центр и Центр превосходства в области глубокой переработки нефти.

А Сибирский федеральный университет выиграл грант на развитие инновационной инфраструктуры в рамках 219-го федерального закона. Там два блока. Один связан с углехимией, другой – с углепластиками. В рамках этого гранта мы закупаем во Франции уникальное оборудование, которого в России вообще нет. Оно позволяет прототипировать процессы, которые происходят на НПЗ. Грубо говоря, позволяет тем же “Роснефти” и “Газпрому” проверять эффективность тех или иных изобретений. Сейчас апробировать их просто негде. А у нас будет оборудование, позволяющее полностью моделировать весь процесс переработки нефти. В этой цепочке и будут рождаться инновации, потому что для новых технологий пробирок уже недостаточно.

Наконец, третье направление – это все, что связано с сервисом: транспортировка нефти и доведение топлива до потребителей. По этому направлению у нас работают шесть докторов наук.

– В сфере сервиса тоже есть почва для научных исследований?

– Конечно! Вот, например, заправка автомобилей. Ведь никто не изучал, сколько бензина просачивается в почву из подземных хранилищ. А эти процессы неизбежно происходят на каждой АЗС, там буквально озера бензина под землей скапливаются. И каждую весну, когда подземные воды поднимаются, весь этот бензин под давлением воды выливается наружу. Да и сам трубопроводный транспорт ставит важные вопросы – например, по проблеме коррозии, запарафинивания труб. Всем этим сейчас очень серьезно занимаются наши исследователи.

– Но ведь в России работает несколько крупных университетов – нефти и газа в Москве, вузы в Тюмени, Уфе, Томске. Зачем было создавать еще один вуз в Красноярске?

– Действительно, в России есть хорошие нефтегазовые университеты. Мы, например, сейчас входим в состав некоммерческого партнерства “Национальный институт нефти и газа” наравне с одиннадцатью нефтегазовыми университетами страны и тремя научно исследовательскими институтами. Участвуем в двух российских технологических платформах, связанных с переработкой нефти и газа, формируем свою региональную платформу. В нашем регионе, в Красноярском крае, идет освоение нефтегазовых месторождений, прежде всего Ванкорского (его разрабатывает ЗАО “Ванкорнефть” – “дочка” “Роснефти”. – “Эксперт”).

Из Москвы выпускники к нам не очень-то хотят ехать. Кроме того, как известно, в московских вузах в последние годы в связи с введением системы поступления по результатам ЕГЭ учится много жителей республик Северного Кавказа. Они тем более не поедут в Восточную Сибирь, за Полярный круг. В результате на том же Ванкорском месторождении работают вахтовики из Украины и с Урала. Поэтому Александр Хлопонин, когда он еще был губернатором Красноярского края, поставил перед нами и “Ванкорнефтью” задачу в ближайшие годы максимально заменить рабочих на выходцев из нашего региона.

– Для этого же была запущена система “Роснефть-классов”? Это попытка найти для вас качественных абитуриентов?

– У “Роснефти” выстроена политика подготовки кадров. Они понимают, что нужно профилировать ребят начиная со школы. Сегодня в России более 50 так называемых “Роснефть-классов” в регионах влияния “Роснефти”, в том числе пять в Красноярском крае. Причем не только в самом Красноярске, но и в Туруханске, Дудинке, Богучанах. Все поселения – в непосредственной близости от Ванкорского месторождения. Они собирают в одном классе ребят из разных школ, из соседних районов, выделяют ресурсы на обучение. В частности, у каждого учащегося есть химическая мини-лаборатория – кейс, который они могут взять домой и проводить научную работу где угодно, причем не обязательно по нефти и газу. Например, один парень изучал, какова должна быть структура питания нефтяников на Ванкорском месторождении. В этих классах читает лекции наша профессура, ребят ориентируют на инженерную деятельность. И для нас это, конечно, “золотые” абитуриенты. После окончания школы некоторых из них “Роснефть” отправляет по целевому направлению учиться в наш институт. Так они выбирают лучших из лучших.

– Институт нефти и газа Сибирского федерального университета создан в тесном сотрудничестве с “Роснефтью”. А с другими компаниями развиваете совместные проекты?

– В рамках того же 219-го федерального закона мы, к примеру, получили субсидию на совместный проект с ОК “Русал” – 110 млн. пришли из бюджета, еще столько же выделяет компания. Суть проекта – создание опытного предприятия по производству электротехнической продукции. Простой пример: сегодня по всей России рвутся провода линий электропередачи. Они сделаны из электротехнического алюминия, от которого в мире давно уже отказываются. Будем решать эту проблему.

Опять-таки нужно понимать, что нефтегазовый комплекс и металлургия тесно связаны между собой. Вот сейчас будем решать задачу создания алюминиевых бурильных труб нового класса. Сегодня бурение идет в основном горизонтально. То есть вначале на 1,5 км бурится вертикальная скважина, а затем горизонтально по пласту идет труба. Ее длина достигает 3 км. Стоит задача сделать 11. А для этого труба должна быть легкая и плавучая – там же внизу жидкость. Поэтому мы с “Русалом” взялись за интересный проект – производство полой алюминиевой трубы, которая будет плавать в пласте. В результате за счет увеличения горизонтального плеча мы уменьшим количество вертикальных скважин. А это экономия в миллионы долларов. Есть и другие совместные проекты. Наконец, мы будем развивать с ними совместные проекты в образовании – так же как с “Роснефтью”. (Эксперт/Энергетика Украины, СНГ, мира)