Эксклюзивное интервью генерального директора АО “Укртранснафта” Николая Гавриленко информационному агентству “Интерфакс-Украина”.
– Сколько в настоящее время некондиционной нефти закачано в резервуары “Укртранснафты” в Бродах и участки нефтепровода “Одесса-Броды”?
– Для того чтобы обсуждать сложившуюся ситуацию с некачественной нефтью необходимо определиться с фундаментальными вещами. “Укртранснафта” выполняет работы по транспортировке нефти. Если мы говорим о нефтепроводе “Дружба”, по которому Украина транспортирует нефть с территории Беларуси в направлении Венгрии и Словакии, то заказчиком таких работ является “Транснефть”.
“Транснефть” не является собственником транспортируемой нефти, она принимает ресурс от нефтяных компаний и транспортирует ее по своим трубопроводам, дальше заключает договора на транспортировку с Беларусью и Украиной. Сдача нефти по нашему участку осуществляется на территории Венгрии, где ее потребителем является компания MOL, а на территории Словакии мы ее передаем компании Transpetrol. Transpetrol транспортирует часть нефти на принадлежащий MOL словацкий нефтеперерабатывающий завод Slovnaft, еще часть – на чешский завод Unipetrol, который принадлежит польскому PKN Orlen.
Конечными потребителями объемов нефти, проходящих транзитом через Украину, являются конкретные НПЗ, а не “Транснефть”. Мы осуществляем транспортировку на основании договора с “Транснефтью”, в котором четко прописаны определенные действия, осуществляемые нами с транспортируемой нефтью. В частности, на узле учета “Мозырь” (Беларусь) мы принимаем нефть, а на узлах учета “Будковцы” (Словакия) и “Фенешлитке” (Венгрия) сдаем ее. Ничего больше мы с этим ресурсом не делаем. Каждый месяц выполненные работы по приему и передаче нефти мы закрываем на основании маршрутных телеграмм, в которых обозначен объем и дата получения нами ресурса, и на основании действующего законодательства Украины, которым предусмотрено, что нефть на территории нашей страны находится в транзитном режиме 30 дней.
Если говорить непосредственно о качестве нефти, то в договоре, которым мы руководствуемся во взаимоотношениях с “Транснефтью”, нет ни слова о допустимом уровне хлорорганики. Согласно ГОСТ, нефтетранспортные компании контролируют три параметра: серу, плотность (вязкость) и воду (механические примеси). Для каких-либо других анализов у нас нет соответствующих сертифицированных лабораторий. Эта функция входит в обязанности компаний, сдающих нефть и, соответственно, такие анализы проводятся на всех НПЗ, которые ее принимают.
Хлорорганика далеко не единственная органическая примесь, которая может содержаться в нефти. Если качественные характеристики не устраивают потребителей, то нас, как нефтетранспортную компанию, это не касается. Наша задача оттранспортировать нефть и получить деньги за выполненную работу. И если эта нефть по действующему в Украине ГОСТ соответствует тем качественным показателям, которые есть в транзитном сырье, то у компании нет никаких проблем. Однако если происходит замещение нефти одной марки нефтью другой марки, тогда мы уже должны каким-то образом это формализовать. В нынешней ситуации у нас нет возможности предъявить какие-то претензии к “Транснефти” касательно того, что нефть худшего качества попала в нефтепровод. Потому что для того, чтобы доказать лучше это качество лучше или хуже, “Укртранснафте” необходимо остановить прокачки, нанять сюрвейеров, зафиксировать качество нефти и дальше начать претензионно-исковую деятельность. Все это мы можем делать в том случае, если остановим производство работ.
Но есть понимание более практичного и эффективного решения для всех сторон. У нас план мероприятий подписан на весь год, его никто не останавливает, мы работаем в обычном режиме. Если завтра нам “Транснефть” скажет, что хочет прекратить договор о транспортировке нефти, соответственно мы будем думать о том, что необходимо проанализировать, что у нас в нефтепроводе, и кто кому должен доплачивать за то качество сырья, которое мы имеем. Потому что в целом – это нефть марки Urals с какими-то нюансами, в данной ситуации, по хлору.
– Но европейские НПЗ отказались принимать такой ресурс и украинская компания приостановила прокачку.
– Давайте проследим за хронологией событий. С начала 2019 года белорусская сторона вела активную дискуссию с Россией о возобновлении беспошлинных поставок 4-5 млн. т светлых нефтепродуктов в дополнение к тем 18 млн. т нефти, которые Беларусь получает для переработки на своих НПЗ. На фоне отказа по нефтепродуктам Беларусь решает пересмотреть действующий тариф на транспортировку. Потом звучит заявление президента Беларуси о проблемах с нефтепроводами, их возможной остановкой для ремонтов.
После этого, все участники нефтетранспортной системы в лице “Укртранснафты”, MOL, Transpetrol, UniPetrol, Orlen, PERN получают 19 апреля объемное письмо с информацией о том, что на узле учета “Мозырь” обнаружена нефть с ненадлежащими характеристиками, которые, по всей видимости, могут наносить ущерб нефтеперерабатывающим предприятиям. Мы позвонили в “Транснефть” и европейским контрагентам, чтобы услышать их позицию по данному поводу, каждый из них заверил, что все в порядке. Маршрутные телеграммы продолжают приходить, нефть продолжает поступать на “Мозырь” и сдаваться европейским потребителям. Мы взяли пробы и продолжили выполнять свою работу.
– Что показали пробы?
– У нефтетранспортных компаний отсутствует практика глубокого анализа качества нефти. Для проведения исследования качества по всем параметрам нам необходимо минимум два дня, соответственно результаты по отобранным 21-23 апреля пробам пришли нам уже после 25 апреля. Исходя из того, в каких точках мы брали пробы и с учетом скорости прохождения нефти по трубопроводу мы пришли к выводу, что нефть с повышенным содержанием хлорорганики в лучшем случае попала в украинскую часть нефтепровода приблизительно 8-10 апреля. Неизвестно с какими качественными характеристиками нефть заходила до этого, поскольку никто до этого не измерял уровень холорорганики. Может, это всех устраивало до какого-то периода времени, а потом уже перестало устраивать?
Повторюсь, “Укртранснафта”, как нефтетранспортая компания, никакого влияния на качество нефти не оказывает, за исключением природных особенностей транспортировки и хранения, но для удаления мехпримесей и воды мы периодически отстаиваем нефть и дренируем воду.
Когда мы поняли, что принимающие нефть стороны никак не реагируют на ситуацию, о которой оповестила Беларусь, мы решили обратиться к ним официально, чтобы они документально подтвердили готовность принимать нефть с высокими показателями хлороганики. Как только мы им написали это письмо, они тут же нам ответили, что не хотят принимать эту нефть. Соответственно, после этого мы остановили прокачку.
– На каком этапе сейчас находится решение вопроса с вытеснением некондиционной нефти?
– Нефтепровод “Дружба” состоит из двух ниток, которые все это время работали в штатном режиме, что позволяет нам сократить расход электроэнергии на 15-17% в год. Когда выяснилось, что показатель качества нефти по хлорогранике не удовлетворяет потребителей, “Транснефть” предложила ряд мероприятий. В частности, речь идет о режиме, при котором мы из одной нитки нефтепровода выдавливаем нефть с неудовлетворяющими потребителей качественными показателями, и пускаем по ней кондиционную нефть.
Общее количество производственной нефти в двух нитках нефтепроводов – это около 430 тыс. т. Мы с 6 мая качаем нефть с удовлетворяющей потребителей концентрацией хлора, эта нефть уже прошла нашу станцию “Броды” и думаю, что 16-17 мая она уже попадет в Венгрию.
Нефть, которая не удовлетворяет потребителей по своим качественным показателям, частично выдавливается в резервуарный парк по маршруту “Дружбы”, частично, а это порядка 115 тыс. т, ее принимают европейские потребители.
– Есть ли уже понимание влияния некачественной нефти на оборудование “Укртранснафты”?
– Если говорить о каких-то пагубных последствиях, которые повышенное содержание хлорорганики оказывает на элементы конструкции нефтепроводов, то их нет. Заявления о том, что это принесет нам какие-то сумасшедшие убытки ничего общего с правдой не имеют.
– Такая работа в нестандартном режиме является чем-то особенным для компании?
– Ежемесячно мы транспортируем по “Дружбе” 1-1,2 млн. т нефти, или 40 тыс. т в сутки при планомерной работе. В случае ремонтных или регламентных работ у принимающей или передающей стороны, “Укртранснафта” должна аккумулировать нефть. По техническим параметрам мы должны быть способны обеспечить такой режим работы на период до двух недель. Поэтому сегодня ничего сверхъестественного для себя мы не делаем. Идет частичное накопление нефти, а потом просто будем ее выдавать в более интенсивном режиме.
Естественно, этот нестандартный режим несет дополнительные материальные затраты. В настоящее время мы ведем переговоры с “Транснефтью” о компенсации нам этих затрат. Посчитать мы их пока не можем. Теоретически мы будем нести эти затраты на протяжении двух-трех месяцев. В большей степени они связаны с перерасходом электроэнергии, потому что мы работаем в других режимах, и с большим задействованием персонала.
– То есть, речь не идет о дополнительном хранении нефти с требованием соответствующей компенсации?
– Хранение нефти не происходит. Мы не подписываем договоров на хранение. Мы выполняем долгосрочную работу. Просто у нас не совсем стандартный режим, который несет дополнительные затраты. Вот эти затраты мы совместно с “Транснефтью” откалькулируем, они уже согласились их компенсировать. Соответственно, на этом и закончится вся эта эпопея.
– Какие-то обязательные разрешения или согласования Кабмина, СНБО или “Нафтогаза” нужны для урегулирования этой ситуации? В частности, по технологической нефти?
– Нет. Когда в 2015 году я приступил к выполнению обязанностей главы компании, то нефть была по каким-то причинам в основных фондах, и на нее, соответственно, распространялась масса вещей, в том числе запрет на отчуждение. Также действовало постановление Кабмина о запрете каких-либо коммерческих операций с технологический нефтью.
Когда мы начали изучать два этих документа, то пришли к выводу, что отсутствовало понятие технологической нефти. Постановление запрещает коммерческие операции с технологической нефтью, а что такое технологическая нефть – никто не объяснил. Любые наши попытки урегулировать на тот момент спор с тремя НПЗ, на которых лежала нефть, посредством обращения в Кабмин с просьбой дать нам разрешения на какие-то действия, они заканчивались ничем.
Тогда мы начали анализировать, что мы можем с этим сделать. Нефть не является основным средством в отличие от нефтепровода. Нефть не соответствует требованиям основного средства, поскольку постоянно меняет свои качественные показатели, она постоянно перемещается. Проведя консультации и получив разъяснения налоговой, мы с акционером изменили учетную политику. Перевели в бухгалтерском учете нефть из основных средств в запасы. Сама нефть никуда не делась, сколько ее было – столько и осталось.
Далее мы разработали специальный СОУ (стандарт организации), который четко регламентировал, какой объем нефти необходимо иметь в нефтепроводе для того, чтобы он функционировал в штатном режиме. Эта нефть и называется технологической, с ней ничего нельзя делать, она должна быть. Неважно, какого качества, главное – там есть нефть. Нефтетранспортные работы, если они не консервационные, осуществляются только за счет выдавливания одной нефти другой. Таким образом, мы получили, что те участки нефтепровода, которые задействованы с учетом станционной инфраструктуры, сегодня насчитывают 1,24 млн. т технологической нефти. Вот к этой нефти и относится постановление Кабмина о запрете коммерческих операций, ее переработку и продажу. Она нужна для того, чтобы выполнять нефтетранспортные работы.
Если вдруг завтра договор на транзит останавливается, то первое, что мы сделаем – проведем качественный анализ нефти. Тогда уже и будем предъявлять претензии.
– Контракт “Укртранснафты” с “Транснефтью” заканчивается в ноябре 2019 года. На каком этапе переговоры?
– Мы планируем выйти на подписание нового договора в июне. Период этого договора – 10 лет. Предпосылок не заключить его мы не видим. У “Транснефти” уже подписаны договора с MOL и Transpetrol.
– Т. е. уже согласованы все вопросы в части тарифов и объемов? Насколько они отличаются от действующих?
– Мы вносим небольшие корректировки и изменения. В большей степени они носят технический и юридический характер. У нас есть дискуссия о том, какое право в договоре использовать.
– А на сегодня какое право?
– Российское. Мы настаиваем на английском праве. “Транснефть”, по понятным причинам, этого не хочет. В любом случае, это уже будет не российское правовое поле. Скорее всего, будет выбрана какая-то нейтральная зона, чтобы было комфортно обоим подписантам.
– Документ будет содержать какие-то гарантии на объемы?
– Как бы это было не неприятно, но гарантировать что-либо нам “Транснефть” не может, поскольку они такая же транспортная организация, как и мы. Сколько им нефти дали – столько они нам и заказали. Мы в данном договоре оговариваем возможные мощности нефтепроводов по транспортировке нефти по конкретному маршруту. Мы абсолютно свободно гарантируем 17 млн. т в год, но договором, скорее всего будет предусмотрено порядка 15 млн. т.
– Тариф?
– Тариф не меняется. Пока мы не видим каких-либо предпосылок для его изменения в какую-либо сторону. Если сравнивать с тарифной политикой в Беларуси и России, то у нас она выше. Тарифная политика в Европе соизмерима с нашей.
– Проект продления нефтепровода Одесса-Броды до Плоцка. У него есть хоть какие-то перспективы?
– К большому сожалению, у этого проекта нет заказчика. На начальной стадии его заказчиком вроде бы был SOCAR, как интересант транспортировки азербайджанской нефти. На сегодняшний день баланс азербайджанской нефти в Черном море – это 3-4 млн. т, а нефтепровод Одесса-Броды был построен из расчета плановой мощности до 40 млн. т. Далее должна была быть построена ветка Броды – Адамово-Застава с выносом монобуя в 12-тимильную зону, чтобы можно было принимать танкера с водоизмещением в 300 тыс. т, которые станут на участок Супса – Южный и достаточно быстро обеспечивать подвоз нефти. Но на сегодня, как я и говорил, отсутствует мотивированный заказчик.
Когда будет интересант в лице хоть кого-то, тогда украинская сторона полностью готова продолжать реализовывать этот проект. Более того, на сегодня существует техническая возможность дойти до Польши по существующим нефтепроводам. На участке Мозырь – Адамово-Застава есть три нитки, и одна из них не задействована. На участке Броды – Мозырь две нитки с мощностью каждой по 17 млн. т. Соответственно по Южный – Броды мы и сегодня можем свободно 20 млн. т нефти качать. Только заказчика работ нет.
– Какая стратегия у нефтяного дивизиона “Нафтогаза Украины”, который вы возглавили? Помимо уже озвученных планов увеличения капитализации активов.
– Из стратегий, которые выходят за периметры уже существующих бизнесов, – это занять более агрессивную позицию на рынке трейдинга и ритейла. Отдельной задачей стоит оптимизация затрат, которая возможна в связи с определенной профильностью дивизиона, как единой функциональной единицы.
Это сугубо управленческое решение. Оно уже дает эффект. Мы стабилизировали такую компанию как “Укравтогаз”, у которой по результатам 2018 года был убыток 140 млн. грн. Сейчас она работает, как минимум, не в убыток.
Далее мы будем рассматривать вопрос развития розницы сжиженного газа и нефтепродуктов. “Нафтогаз” в лице нефтяного дивизиона должен стать активным участником рынка нефтепродуктов, осуществлять стабилизирующую функцию в части наполнения рынка и ценовых показателей.
Предполагается увеличить загрузку Шебелинского завода с 400-450 тыс. т переработки в год до 800 тыс. т или даже до 1 млн. т в зависимости от процессов модернизации. Также мы намерены нарастить объемы производства сжиженного газа до 240 тыс. т.
Не исключено, что мы будем думать о каком-то взаимодействии с Кременчугским НПЗ, в котором у государства 43%.
– Оцените перспективы Одесского НПЗ, также уже являющегося государственным?
– С точки зрения практического подхода, для меня нефтяной бизнес в Украине – это объем потребления рынка 10 млн. т эквивалента нефти или 8 млн. т светлых нефтепродуктов. Кременчуг при определенных условиях может спокойно перерабатывать 60-70% необходимого для рынка объема нефти, остальное – импорт.
Ввиду вышесказанного, зачем еще один завод? Если у этого завода будет расписана стратегия на нефтехимию или импорт на море, то может быть тогда он сможет возобновить работу и будет интересен. Но всегда нужно начинать с того, какую нефть мы будем перерабатывать, кому это интересно. Нефтяной рынок достаточно консервативен, сбалансирован. Нефтяные месторождения имеют четкие качественные показатели, а заводы имеют технические привязки к этим показателям.
– Можете озвучить инвестиции в развитие?
– Это еще находится на стадии рассмотрения. Наш акционер “Нафтогаз” на сегодня испытывает определенные сложности во взаимодействии с правительством в части денежного потока. Так или иначе, мы является частью этого процесса.
– То есть, пока нет смысла говорить о каких-то инвестициях в развитие из-за нехватки денег?
– Естественно. При том что “Нафтогаз” прибыльный – деньги из него вымыты. Говорить о том, что мы начнем строить заправочные станции на фоне нехватки денег на закупку газа не стоит.
– В годовом отчете “Укртранснафты” были озвучены планы по покупке перевалочного комплекса возле морского нефтяного терминала (МНТ) “Пивденный” (Одесская обл.). Насколько они серьезны?
– Мы, как компания коммерческого сегмента, рассматриваем разные возможности. Мы 1,5 года вели предпроектные работы по развитию МНТ “Пивденный”. Мы их откалькулировали, провели переговоры с компаниями, которые могут их нам сделать. Прикинули сроки, стоимость и ликвидность. Но параллельно смотрим на альтернативные варианты, чтобы не ввязываться в долгострой. Мы не можем не учитывать наличия в бухте, стенка в стенку к нам такого же объекта. Поэтому вариант покупки тоже изучаем, но решения пока нет. Если мы найдем подрядчика, который нам скажет, что все работы выполнит быстро и дешевле, то зачем нам что-то покупать?
– Сколько “Укртранснафта” направит “Нафтогазу” на дивиденды от прибыли за 2018 год?
– Уже есть решение направить на дивиденды 100% прибыли. Мы его выполним, но немного в другие сроки, чем в решении, которое мы получили от “Нафтогаза” из-за случившегося форс-мажора.
Сначала мы выиграли, но получили отрицательный cash flow по арбитражному спору с “БНК” (“Белорусская нефтяная компания”). Был иск на $32 млн., мы отбили до $7,8 млн. Мы обратились в “БНК” с просьбой дать нам рассрочку, сначала они согласились, а потом в их Кабмине им сказали настоять на быстрой уплате. При этом я не скрою, что меня очень удивляет мгновенная легализация решения белорусского арбитражного суда нашими судами.
Помимо внеплановых расходов по решению суда, мы, пусть и незначительно, недополучаем сейчас деньги из-за приостановки транзита. Еще идет корректировка cash flow из-за укрепления курса гривны, поскольку на 90% выручка у нас от транзита, который оплачивается в евро. (Enkor/Энергетика Украины и мира)
