Эксклюзивное интервью с главой комитета Верховной Рады по вопросам энергетики и жилищно-коммунальных услуг Андреем Герусом для «Интерфакс-Украина».
– Начнем с заявлений президента на пресс-марафоне. Одним из вопросов, которые ему задали, был о высоких “зеленых тарифах”. Если сейчас система справляется, то в перспективе на рынке может не быть необходимых денег. Зеленский предлагает в диалоге найти выход из этой ситуации. Какие, на ваш взгляд, есть пути, чтобы и энергорынок не обвалить, и не пришлось платить возможные многомиллионные компенсации по арбитражным искам?
– Это непростой вопрос и невозможно найти идеальный ответ, так как мы находимся в определенных обстоятельствах. По сути, органы государственной власти управляют чужими деньгами. Мы можем взять у одних и распределить между другими. Но тут проблема в том, у кого в рынке взять деньги, чтобы удовлетворить спрос быстрорастущей дорогой “зеленой” генерации.
Если мы говорим о промышленности, то имеем ситуацию, когда за последние две недели закрылись металлургические заводы им. Петровского и им. Дзержинского. А это – около 12 тыс. работников. Возможно, вслед за ними закроется коксохим и еще какие-то организации-подрядчики. Есть риск, что в ближайшее время могут закрыться еще какие-то производственные мощности “Азовстали” и Ингулецкого ГОКа. Это еще более 15 тыс. работников. В Запорожье два предприятия уже перешли в зону убыточности – Запорожский титаномагниевый комбинат и Запорожский абразивный комбинат. Это еще более 5 тыс. работников. Это то, что нам известно. А ведь есть еще много крупных и мелких предприятий, которые не могут прийти к представителям власти и рассказать о своих проблемах
– Если говорить о тарифах для населения, то возникает вопрос справедливости. Понимая современную ситуацию в энергетике с монополизацией и определенными сверхприбылями, появляющимися в некоторых сегментах, насколько справедливо повышать тарифы для населения, чтобы покрыть некоторым украинским очень состоятельным бизнесменам самые высокие в мире “зеленые тарифы”?
– В мае этого года у нас уже была ситуация, когда ограничивали выработку блоков Запорожской АЭС, потому что спрос упал, а солнце и вода были “высокими”. Таким образом, мы не принимали электроэнергию по 50 коп., а принимали по 5 грн. С государственной точки зрения это не лучшее решение.
Поэтому нужно искать какой-то разумный, логичный и компромиссный вариант, который могут принять все, в том числе инвесторы. С ними нужно встречаться, говорить, объяснять…
У них (у “зеленых” – ИФ) была сложная ситуация с выплатами по тарифу в июле-августе, когда возникли проблемы, и они приходили к нам, в Офис президента. Мы помогли, сняв деньги с тарифа “Укрэнерго” и переложив в прибыль “Гарантированного покупателя”. Проблема решилась. За август заплатили, за сентябрь заплатили, сейчас все платится. Но проблема может вновь возникнуть, поэтому ее нужно решать.
Мы договорились, что Юлия Ковалив, заместитель руководителя Офиса президента, проведет серию встреч с разными инвесторами, банками, и будет какая-то концепция, которая будет представлена на рабочей группе профильного комитета.
– Какие могут быть механизмы по снижению тарифа “зеленых”?
– Думаю, должны быть механизмы, которые будут наработаны в ходе диалога.
– И это мы говорим о тех “зеленых” мощностях, которые уже введены. А есть еще много желающих вскочить “в последний вагон”.
– Их, действительно, очень много. Естественно, что работать по таким высоким тарифам хотят все.
– Решение может быть единым для всех участников рынка – и больших, и малых? Будет ли какая-то дифференциация?
– Может быть дифференциация. Если говорить, например, о станции в 1 МВт и станции в 200 МВт – это все-таки разные станции. Эффект масштаба работает, поэтому может быть какая-то дифференциация в зависимости от мощности. Но, опять-таки, нет какого-то единого варианта. Нужно разговаривать, находить какой-то компромисс. Мы надеемся, что коммуникация даст нужный результат, который можно будет представить на рабочей группе с его дальнейшей имплементацией в законодательство.
– Вторая тема, которая поднималась во время пресс-марафона: подготовка к отопительному сезону, поставки угля. Как видите эту ситуацию, насколько она критична, какие решения может предложить комитет?
– В конце августа, с началом работы нового правительства, мы столкнулись с очень сложной ситуацией: запасы угля были в два раза меньше, чем в аналогичный период прошлого года. Была поставлена задача: быстро накапливать уголь и экономить его до наступления отопительного сезона. Импорт электроэнергии – это фактически экономия угля, которая дает возможность его накопления на складах.
При этом предприятия пытались завезти уголь отовсюду. Откуда он едет – вторично. Главное, чтобы у нас в эту зиму были свет и тепло. Сейчас ситуация уже лучше: около 86% от прошлогоднего объема угля на складах. Скорее всего, понадобится немного меньше выработки угольных электростанций, потому что появилось больше ветровых и солнечных, которые даже зимой будут генерировать.
Кроме того, у нас есть возможность импорта электроэнергии в “Бурштынский остров”, если некоторые участники не будут его блокировать. Есть также возможность импорта из Беларуси и России. Естественно, в определенных рамках. Будем контролировать, чтобы он не вырастал до какого-то опасного уровня, например, из одного источника не выше 5% от общего объема потребления.
Ситуация непростая, но управляемая. Плюс нужно помнить, что у нас еще есть экспорт электроэнергии. По сути, это “экспорт” угля по проводам. Поэтому, если вдруг возникнут какие-то проблемы, то встает вопрос ограничения экспорта электроэнергии, чтобы уголь не сжигался для удовлетворения нужд других стран. Приоритет – обеспечение электроэнергией потребителей Украины.
Что касается газа, то идут переговоры. Надеюсь, какая-то договоренность будет достигнута и транзит будет в январе продолжен. Верю, что это можно сделать, но готовиться нужно к худшему сценарию. Если ты к нему готов, он может и не наступить, потому что теряется смысл для его реализации.
– Вы говорили о возможности ввести акциз на импорт электроэнергии из России. Какие могут быть еще ограничительные меры?
– Говорил о пошлине и это уже сегодня действует – такая пошлина на импорт из РФ установлена в размере 2%. Думаю, что должны быть мониторинг и анализ ситуации по импорту из России, чтобы не было каких-то больших перетоков. Это касается всех энергоносителей. Некоторые политики акцентируют внимание именно на электроэнергии, но, по большому счету, нет особой разницы между электроэнергией, углем, газом и ядерным топливом. У нас была ситуация, когда 45% поставок дизельного топлива шли из России. Мы это достаточно быстро исправили, и сейчас из России идет примерно 15%, остальное – с других направлений.
Это вопрос управления рисками. Есть несколько механизмов. Первый – специальная пошлина, второй – санкции, третий – антидемпинговое расследование, четвертый – какие-то запреты и квотирование. Нужно смотреть, какой механизм подойдет в данном конкретном случае, и использовать его.
Текущий импорт электроэнергии из РФ составляет менее 1%, этот объем никакой угрозы нам не несет, он в пределах погрешности. Если вспомнить 2015 год, то там коммерческий импорт российской электроэнергии был более 1 тыс. МВт – это в 10 раз больше, чем сейчас. Вопрос мониторинга – выставить какие-то маркеры, выше которых мы не допускаем импорт, и выставить механизмы, которые будут работать.
Мне механизм пошлин нравится больше, чем механизм квот. По сжиженному газу пошлина не сильно уменьшила его поставки, но, как минимум, пошло наполнение государственного бюджета. Так что, если кто-то хочет что-то импортировать из России, заплати в государственный бюджет, сделай Украину сильнее и богаче.
Импорт является элементом конкуренции. У нас импорта электроэнергии может вообще не быть, я не хочу импорта. Просто украинская компания должна выставить цену ниже, и все купят у нее. Это вопрос конкуренции. К примеру, если мы запретим импортировать в страну трансформаторы, то монополию получит и будет зарабатывать на этом Григоришин. Если запретим импортировать нефтепродукты, то будет зарабатывать Кременчугский НПЗ Коломойского. Если мы запретим импортировать удобрения, то на этом будет зарабатывать Фирташ. Так и формируются олигархические государства, когда есть определенные преференции, а все это оплачивает потребитель-украинец в высоких ценах и тарифах.
– Нет опасений, что импорт из Беларуси, которая скоро введет в строй АЭС, может навредить “Энергоатому”?
– Межгосударственное сечение Украина-Беларусь – 900 МВт, текущая мощность импорта – около 300 МВт, в отопительный сезон она может вырасти, возможно, еще на 200 МВт. Новый блок АЭС – это уже в следующем году. Мы обсуждали ситуацию с “Энергоатомом”, и если этот импорт будет им вредить, будем принимать меры. Хотя вряд ли он может навредить, поскольку “Энергоатом” на рынке выиграет любую конкуренцию, потому что импорт сейчас идет по цене 1,4 грн./кВт-ч, что в два раза выше цены Энергоатома.
– Как оцениваете влияние государственной “Центрэнерго” на рынок?
– “Центрэнерго” действительно может быть существенным игроком на рынке. Как мы видим, за последние месяцы компания существенно увеличила производство, в октябре выйдут на 1,4 млрд. кВт-ч. 90% ее выработки в ноябре должно поступить на рынок “на сутки вперед”.
Если “Центрэнерго” будет работать на полную мощность, если будет работать “Донбассэнерго”, если у нас будет какой-то импорт с разных направлений, то это добавит конкуренции. Если есть конкуренция, цена может действительно снижаться. Сегодня одна компания (ДТЭК – ИФ) контролирует большую часть блоков тепловой генерации, она фактически контролирует замыкающую, последнюю единицу производства электроэнергии, которая востребована рынком.
У нас существует маржинальное ценообразование, поэтому кто контролирует эту замыкающую, тот и контролирует всю цену на рынке. Если же другие компании будут наращивать выработку, то у ДТЭК будет выбор: или уменьшать свою долю на рынке и держать дальше цену, или же цену немного опустить и производить больше. В связи с этим “Центрэнерго” может немного влиять на эту ситуацию, и я надеюсь, что она будет производить больше.
– Ваше мнение о приватизации “Центрэнерго”?
– Полагаю, что приватизировать нужно, но вместе с определенной сырьевой базой. Взять перспективные государственные шахты, у которых есть запас угля и которые могут работать, объединить их с “Центрэнерго” и продать.
– А это инвесторов не отпугнет? Государственные шахты – не в самом лучшем состоянии, и такой общий актив может быть менее интересен.
– Есть шахта “Краснолиманская”, есть некоторые другие шахты, которые могут быть интересны. Нужно понимать: в стране в текущей конфигурации есть одна крупная вертикально интегрированная компания, которая производит 80% угля, имеет долю более 70% в тепловой угольной генерации, полную рыночную власть и задает все тренды на рынке. Тем, кто не интегрирован в такую вертикаль, очень сложно конкурировать.
Сегодня “Центрэнерго” забирает угольный ресурс с государственных шахт и еще покупает по импорту. Если продавать “Центрэенерго” без угля, то потенциальный инвестор спросит, где его брать. Ему скажут – на рынке. А что такое рынок? Там одна компания контролирует 80% внутренней добычи энергоугля. А когда у тебя монополизированный рынок сырья, то тебе очень сложно в таких условиях действовать и конкурировать. Если говорить об импорте, то покупка его из России – это нестабильность, через море – это порты, логистика, время, когда уголь может транспортироваться полтора месяца. В данном случае, если инвестор будет приходить и видеть, что вот у него производство электроэнергии, а вот у него сырье, – это для него лучше.
Обратите внимание, кто в прошлый раз приходил на “Центрэнерго” и хотел купить – это (Виталий) Кропачев, который контролирует шахту “Краснолиманская”. У него было сырье, он предлагал большие деньги, не знаю – свои или чужие. Я знаю еще инвесторов, которые приходили и смотрели. Вопрос сырья для них был критичным, потому что украинская угольная отрасль монополизирована.
– В части “Краснолиманской” нужно же еще понимать, кому сейчас принадлежат ее угольные пласты, и учитывать, что сейчас по ним идут суды.
– Там вопрос не только в одной “Краснолиманской”. Есть и другие государственные шахты, достаточно перспективные, если в них вложить деньги. Это миф, что все государственные шахты априори убыточны. Потому что, во-первых, ими так управляли, раздували себестоимость и на этом “зарабатывали”. Во-вторых, когда у тебя все убыточное, ты можешь идти в бюджет и просить побольше дотаций. Очень часто это и было мотивацией.
– Если выставлять “Центрэнерго” на приватизацию в привязке с шахтами, то речь идет о шахтах Донецкого региона?
– В основном да. Например, раньше Трипольская ТЭС работала на антраците и выпадала из этой модели, а сейчас она работает на газовой марке, поэтому она может использовать уголь Львовско-Волынского бассейна. Дополнительная логистика есть, но довезти реально. К тому же можно производить обмен, когда ДТЭК берет уголь для “Захидэнерго” с государственного “Львовугля” и отдает свой на “Центрэнерго”.
Кстати, если говорить о западных шахтах, то они когда-то исторически были связаны с “Захидэнерго”. Сейчас остается Калушская ТЭЦ. Поэтому считаю очень правильным решение вернуть ее в государственную собственность, поскольку станция последние годы жила на сырье “Волыньугля”. Нужно понимать, что эта связка очень критична.
– Может, есть смысл выставить на приватизацию и Калушскую ТЭЦ?
– Да, возможно. Поэтому было важно вернуть ее государству, подумать, выработать концепцию и тогда можно выставлять вместе “Волыньуголь” и Калушскую ТЭЦ. Или с какими-то шахтами “Львовуголя”. Такие проекты разрабатывались и раньше, но они разрабатывались таким образом, чтобы вывести из государственной собственности одно, потом – второе, а затем слепить его уже “по периметру”. Но мы хотим, чтобы это было в рамках государства, тогда может быть совсем другая цена.
– Вернемся к проблеме с “Краснолиманской”. Насколько реально через суды вернуть угольные разрезы государству?
– Я не анализировал, какой там юридический статус. Логически мы понимаем, что это было искусственное разъединение. Нужно спросить у советника.
– Государственного советника по приватизации (“Конкорд Консалтинг” в составе консорциума KPMG, “Бюро Маркуса”, Redcliffe Partners)?
– Да. Скажу так: при наличии политической воли можно вернуть. Есть история Калушской ТЭЦ. Там тоже была очень непростая процедура, почти дошли до финальной точки, но мы вовремя ухватили за хвост и вернули.
– Я понимаю, это тема скорее министерства, но как вы видите возможность вытащить госшахты из той ямы убыточности, в которой они находятся?
– Есть два способа, как финансировать угольную отрасль. Первый – установить высокую цену для всех, и благодаря этому финансировать всю отрасль. Но мы должны понимать: государственные шахты – это менее 10% добычи угля. Остальные 90% – это частные шахты. И когда устанавливается нерыночная, завышенная цена на уголь, то этой ценой мы только на 10% профинансируем госшахты, а на 90% – частные шахты, которые принадлежат достаточно небедным корпорациям и акционерам. На мой взгляд, это не совсем правильно.
По моему мнению, лучше осуществлять дотацию госшахт из государственного бюджета, а не через высокую цену на уголь. Если через цену угля, то мы будем платить в год где-то 20-30 млрд. грн., из которых государственные шахты будут получать 10%. Эти деньги платят те же украинские резиденты через цену на электроэнергию. Или мы можем работать с нормальными ценами, а тем шахтам, которые являются убыточными и, по сути, являются социальной нагрузкой, даем дотации, например, до 5 млрд. в год. Если эти деньги грамотно инвестировать в разработку новых лав, то многие шахты можно сделать прибыльными.
– Не выйдет ли новая власть на классический замкнутый круг: из бюджета идут деньги на зарплаты, а не на развитие шахт, добыча падает, себестоимость растет, опять перебрасываются деньги со статьи “развитие” на статью “поддержка” и так по кругу?
– Это некое обобщение. Вопрос в том, как эти деньги использовать. Если есть 5 млрд. грн., то из них можно использовать 3 млрд. грн. на капиталовложения. Выделить 15 шахт, в которые вкладываются деньги, лавы “заряжаются”, все работает, они начинают выдавать этот уголь. В угольной отрасли очень важен эффект масштаба. Если шахта добывает мало, то она и будет убыточной, поскольку зарплаты все равно нужно платить и электроэнергию покупать для откачки воды. У нас много шахт может стать прибыльными. Если в них эффективно вкладывать деньги, то они начнут добывать значительно больше и станут прибыльными.
За счет инвестиций половина государственных шахт могут стать прибыльными. Еще часть государственных шахт можно выставить на приватизацию и продать. Вопрос части шахт, который являются социальным, решается другим способом.
Разумеется, на словах это легко, а на практике, естественно, сложнее. Но путь только такой, другого нет. Для того, чтобы они стали прибыльными, в них нужно инвестировать. Министр должен занять очень сильную позицию и нанять сильных специалистов, которые будут работать не на свой карман, а на то, чтобы государственные шахты становились постепенно прибыльными.
– Вы возглавляете комитет, который занимается не только энергетикой, но и жилищно-коммунальными услугами. Что с тарифами в этой сфере, как разрешить вопрос неплатежей за газ?
– У нас есть законопроект, который мы хотим оперативно принять, чтобы НКРЭКУ могла устанавливать для ТЭЦ тарифы на базе “затраты+”. У ТЭЦ затраты больше, чем у ТЭС, и им в рамках рынка “на сутки вперед” работать тяжело. Они должны иметь свои тарифы и “Гарантированный покупатель” будет их покрывать за счет своей прибыли. Такой законопроект необходимо принять, чтобы мы спокойно прошли эту зиму.
В долгосрочной перспективе надо смотреть на тарифы в части производства тепла и его транспортировки. В тарифе на тепло 85% занимает газ, 15% – идет на производство тепла и транспортировку. Примерно такие же пропорции и в конечном тарифе на электроэнергию и газ. Сети остаются недофинансированными, и очень часто предприятия, которые предоставляют услуги по производству и транспортировке тепла, являются убыточными.
У нас, к сожалению, ситуация такова, что у кого больше лобби, тот больше денег и получает. “Нафтогаз” – крупная компания, еще и попала в меморандум с МВФ. “ДТЭК” – крупная компания в сегментах тепловой угольной и “зеленой” генерации. А для всех остальных – по остаточному принципу. Эти дисбалансы и диспропорции необходимо убрать, чтобы все были нормально профинансированы. Условно говоря, если у потребителя будет дырявая труба и ему нормально не поступает тепло, то цена на газ может быть, хоть десять раз рыночная, но у конечного потребителя тепла все равно не будет. Поэтому, нигде в системе не должно быть узких мест. Лучше, чтобы все были немного недофинансированы, но все работает, чем когда кто-то профинансирован полностью, а кто-то совсем без денег, и мы по каким-то причинам не можем начать отопительный сезон.
– А это не означает отказ от выбранных рыночных моделей?
– Не означает. Но нужно честно признаться, что у нас на сегодняшний день нет конкурентного рынка электроэнергии или газа. Если снять все ограничения, цена продолжит расти, потому что все рынки чем-то регулируются. Либо государством-регулятором, либо конкуренцией как саморегулирующим механизмом. Существует базовое правило, что монопольные рынки регулируются, а конкурентные – либерализуются.
Но когда у нас, используя определенные шаблоны, делают наоборот – монопольные рынки либерализуют, то это не то, что делают в Европе. Там сначала выращивают конкуренцию, видят, что регулирование не нужно, потому что конкуренция сама справится, и начинают ослаблять влияние, потому что конкуренция начинает сама балансировать. У нас это сделали по-другому. Рынок монопольный? Давай мы его либерализуем, а там, возможно, и конкуренция появится. А когда это произойдет? Явно не через год, может быть через пять, через десять лет. А пока этот эксперимент будет продолжаться – у нас может половина экономики закрыться.
Так нельзя, мы же работаем не для галочки, а для того, чтобы были какие-то более справедливые экономические стимулы в стране. Поэтому, нам не нужно ни от чего отказываться, нам нужно просто понимать, что если это конкурентный рынок, то должна быть конкуренция, в том числе и импорт. Поэтому тот, кто блокирует импорт, должен получить по рукам. Если конкуренции нет, то государство должно вмешаться и каким-то образом регулировать. Все равно все в итоге спросят с государства и органов власти.
– Если говорить о тарифах на электроэнергию. Рассматриваются ли какие-то варианты повышения тарифов для населения?
– Около 60 млрд. грн. в год выделяется на субсидирование тарифов для населения. Да, есть такая проблема, и очевидно, что, если есть инфляция, то рост тарифов в каком-то определенном объеме тоже может быть.
Но если в стране есть монополии, которые приносят сверхприбыль своим акционерам, если у нас есть “зеленые” тарифы, которые в несколько раз больше, чем в Европе, и при этом мы возвращаемся к повышению тарифов для населения, то в мое понимание справедливости это не вписывается. Сначала нужно показать, что ты ограничиваешь монополию, что мы начали с олигархов, а не с населения. А потом уже появляется и какое-то моральное право пересмотреть тарифы для населения. В сегодняшней ситуации это решение не будет выдерживать критики, потому что просто спросят: “Тут почему не сделали? А тут?”.
С точки зрения механики самое простое решение – просто поднять тарифы и собрать дополнительные деньги. Тут много ума не надо, но это не изменение структуры рынка.
– Но при таком кросссубсидировании, когда львиная доля выработки “Энергоатома” и “Укргидроэнерго” идет на спецобязательства (ПСО), нельзя назвать рынок нормально работающим.
– Уже сегодня на наш рынок “хочет” поступать электроэнергия из Словакии, но ее пытаются блокировать. Условно говоря, если снять ПСО, цена в “Бурштынском острове” вообще не изменится. Там нет “Энергоатома” и “Укргидроэнерго”, они не выйдут с заявками на “рынок на сутки вперед”. Импорт из Словакии – это единственный конкурент “ДТЭК” в энергоострове, поэтому они его и блокировали.
Выпустить госкомпании из ПСО можно двумя способами: изменить спецобязательства для населения или изменить спецобязательства по “зеленым”. Если делать и то, и другое – я согласен.
– Как долго можно удерживать существующие низкие тарифы для населения? По официальным данным в проспекте эмиссии украинских еврооблигаций, они составляют 40% рыночных.
– Я думаю, что нужно максимально быстро сделать демонополизацию рынка, например, за полгода. Принять компромиссные и справедливые решения и получить кредит доверия. Тут поступить по справедливости, и тут поступить по справедливости, чтобы не было такого, что пояса затягивает только население, а кто-то зарабатывает сверхприбыль.
Решение о росте тарифа для населения – это не просто арифметическое упражнение, которое посчитали на калькуляторе. Это сложный процесс, и он должен основываться на доверии.
– Есть ли уже кандидатуры на вакантные места членов НКРЭКУ?
– Я думаю, что, если поступили заявления об увольнении, то все понимают, что комиссию нужно сделать работающей, чтобы был кворум, а еще лучше – полноценный состав. Список таких людей точно есть, а вот кто пойдет – пока не определено. Думаю, решения будут приняты в 20-х числах октября.
– Успеет ли Верховная Рада рассмотреть законопроект об анбандлинге до 28 октября?
– В первом чтении уже приняли. Во втором, думаю, примем в конце октября.
– Нынешняя НКРЭКУ 2 января 2020 года потеряет свои полномочия. Будет ли отдельный закон для этой комиссии или будет какой-то общий закон для всех комиссий?
– Я думаю, что будет отдельный закон по НКРЭКУ.
– Вы уже представляете, какие будут базовые нормы?
– Будем законодательно определять таким образом, чтобы комиссия в своей деятельности была реально независимой от Кабинета министров, чтобы у нее было свое независимое финансирование, и чтобы она могла самостоятельно принимать решения.
– Когда может быть зарегистрирован законопроект?
– В ближайшую неделю будет зарегистрирован. У нас есть законопроект, мы его уже обсудили с Энергетическим сообществом. Была еще встреча с представителями USAID, представителями американского посольства, Еврокомиссии. Мы договорились, что подождем и их комментарии, поэтому отложили регистрацию этого законопроекта на неделю-полторы.
– Какие выводы можно сделать из ситуации, когда РФ в апреле заявила о введении с 1 июня ограничений на поставки нефти и нефтепродуктов в Украину?
– Вывод первый. Быть патриотом – это не надеть яркую вышиванку, а не допустить ситуацию, когда российский дизель с начала 2016 г. по середину 2019 г. увеличивает свою долю в рынке с 10% до 45%. Если бы они действительно прервали все поставки, то у нас была бы большая проблема. Со сжиженным газом ситуация схожая, но он хотя бы заменяется бензином, который мы, в основном, импортируем из Беларуси.
В принципе, мы от этой зависимости достаточно быстро и безболезненно вылечились. Мы посмотрели, какие у нас есть запасы дизтоплива на нефтебазах, какие есть возможные альтернативные поставки, кто их может увеличить. Мы даже размер пошлины подобрали таким образом, чтобы эти поставки могли продолжаться. Они даже на сегодня являются рентабельными. Просто если раньше с этой трубы (участок нефтепродуктопровода “Самара-Западное направление” – ИФ) ресурс расходился почти на всю территорию Украины, даже на юг, то сейчас эта труба покрывала бы просто северную и западную части страны, и доля рынка уменьшилась бы. По сути, сейчас эту трубу акционеры остановили по политической причине. Ее собственники и дальше могут вести этот бизнес. Мы ведь не запрещали поставки нефтепродуктов из России, а сделали так, чтобы определенным образом был выдержан баланс, не было зависимости.
В настоящее время где-то около 15% поставок дизельного топлива идет из России. С этим можно жить. Пошло больше поставок из Беларуси, пошло больше поставок морем, и Кременчугский НПЗ также увеличил переработку. Если россияне сейчас вдруг будут останавливать отгрузку, мы без них можем легко прожить, уже утерян смысл процедуры давать или не давать разрешение. Самый сложный период мы фактически пережили и пережили так, что на стеле АЗС цена не выросла, а даже снизилась.
– Есть ли в планах комитета принятие закона о запасах нефти и нефтепродуктов?
– Да, возможность принятия такого закона рассматривается. Нужно посмотреть, какие будут правильные механизмы финансирования. Но это, я думаю, нам необходимо, учитывая то, что мы, нефтепродукты в основном импортируем. Не всегда это Россия, но все равно с импортом могут быть сложности. Поэтому, определенные запасы в Украине должны быть. Но это нужно сделать грамотно, правильно сформировать финансовый механизм, как именно это можно обеспечить.
– Относительно ренты на нефте- и газодобычу позиция вашего комитета уже сформирована?
– Это больше компетенция налогового комитета. Но мы обсуждали это среди депутатов “Слуги народа”. Некоторые считают, что стоит сохранить существующую систему: 6% и 12% в зависимости от глубины скважины на газ и 28% – на газовый конденсат и нефть. Если я не ошибаюсь, 6% ренты для компаний, которые бурят глубже 5 км, было принято по инициативе Ляшко. И тут больше всех повезло частной газодобывающей компании из известной группы. Я считаю, что 12% – это была достаточно стимулирующая рента для всех новых скважин. У большинства наших газодобывающих компаний, которые бурят глубже 5 км, такие акционеры, которые могли бы заплатить больше в бюджет, для них это не критично. Но это мое мнение, а не позиция комитета.
– Как вы оцениваете возможность смены руководства “Нафтогаза”, “Энергоатома”, “Укрэнерго”, “Укргидроэнерго” и других крупных энергокомпаний?
– Сегодня формируется руководство профильного министерства. Многие компании имеют наблюдательные советы, руководители компаний имеют контракты, в них стоят задачи, прописан KPI. Все это необходимо хорошо проанализировать.
Я никуда не приходил ставить своих людей. Какие есть руководители, с такими мы и работаем. Если у нас, как комитета, будут замечания по сути, в том числе кто-то откровенно не хочет принимать решения или принимает неправильные решения, тогда мы будем поднимать вопрос. Сейчас работаем с теми, кто есть.
– Вы до сих пор представитель президента в правительстве?
– Да, я до сих пор представитель президента. Думаю, в ближайшее время будет назначен кто-то другой. Потому, что быть депутатом и полноценно участвовать во всех процессах в Кабмине невозможно.
– Начался бюджетный процесс. Какие есть интересы у комитета?
– Есть замечания, как в плюс, так и в минус. Например, в некоторых сегментах налогообложение не совсем современное и справедливое. Также есть видение того, куда можно было бы добавить бюджетное финансирование. Мы считаем, что на первый год работы министру необходимы средства на инвестирование, чтобы он мог их вложить в те же госшахты, вывести их на прибыль, решать их проблемы с долгами перед приватизацией.
Мы также предлагаем убрать акциз на электроэнергию в 3,2%, так как он приводит к тому, что раздуваются тарифы на электроэнергию для конечных потребителей. Электроэнергия – не типичный подакцизный товар, как алкоголь, сигареты или даже бензин. Это товар первой необходимости, не роскошь, поэтому акциз надо убирать.
Кроме того, мы предлагали выделить дополнительное бюджетное финансирование на программу “Питьевая вода”. Водоканалам сейчас сложно, особенно учитывая рост тарифов на электроэнергию. Вопрос очень серьезный, чего только стоит проблема КП “Вода Донбасса”.
Также мы считаем, что абсолютно неправильно забирать 90% чистой прибыли у энергокомпаний в качестве дивидендов акционерам. К примеру “Укрэнерго” большая часть инвестпрограммы финансируется из чистой прибыли, которую им предусмотрел регулятор для ее выполнения. А потом приходит государство в лице Кабмина или Минфина и говорит, что 90% прибыли заберет. В таком случае эта инвестпрограмма никогда не будет выполнена. Мы подали обращение, чтобы было снижение с 90% до 30%. На следующий год, надеемся, что компании будут чистую прибыль направлять на свои инвестиционные программы.
– Это же прерогатива Кабмина, а не Рады?
– Это решение принимает Кабмин, но он закладывает эти средства в бюджет. Такой объем дивидендов можно забирать у компаний, которые не нуждаются в больших капиталовложениях. Но это точно не “Энергоатом”, “Укрэнерго” или “Укргидроэнерго”. Минфин, вроде бы, с нами согласен.
– В ряде СМИ вас называют лоббистом Коломойского. В частности, обвиняют в лоббировании низких тарифов на электроэнергию для его промышленности. Как вы к этому относитесь?
– Смотрите, когда я пришел в НКРЭКУ в 2014 году, одно из принятых решений – это отмена льгот ферросплавным заводам. Это было не в интересах Коломойского. Когда мы летом мягко, но настойчиво надавили на сети АЗС по поводу справедливого снижения цен, это тоже вряд ли было в интересах Коломойского, так как у него самая крупная сеть. Заводы Коломойского потребляют 4% нашей электроэнергии, остальные 96% не Коломойский. Кстати, самый крупный потребитель в Украине – это иностранный инвестор “АрселлорМитал Кривой Рог”.
Я понимаю, кто проектирует все эти истории в СМИ, так как я получал предупреждение, что в случае невыгодных одной большой компании решений, они массово запустят историю о том, что мы все работаем на Коломойского.
– Речь, разумеется, идет о “ДТЭК”. Не многовато ли прямых или косвенных упоминаний о них на протяжении интервью?
– “ДТЭК” на сегодняшний день является крупнейшим игроком “зеленой” энергетики. Вы думаете, что у нас случайно “зеленые” тарифы самые высокие в Европе? Или, что у нас случайно была цена угля “Роттердам+”? Но вот рента на уголь у нас случайно очень низкая – 0,75%, а рента на газ глубоких скважин случайно всего 6%. И еще у нас случайно отменили НДС на ввоз энергетического оборудования для “зеленых”. Мы видим такую большую серию совпадений. Там, где они получают что-то от государства или государственных решений, это очень дорого, а там, где они платят в бюджет – это очень дешево. Я с такими совпадениями не согласен, поэтому у нас немного сложные отношения.
Эта компания получает 60% с каждой платежки за э/э и давит на власть по поводу нового повышения тарифов. Все это уже было в 2014 году, дошло даже до веерных отключений электроэнергии. Но сейчас мы сделаем все, чтобы отключений электроэнергии не было, даже если ради этого придется импортировать электроэнергию. (Беседовали Дмитрий Кошевой и Алексей Егоров, Reform.energy/Энергетика Украины и мира)
