Цены на газ в Европе в этом году бьют исторические рекорды, что приводит и к росту цен на электроэнергию, а также уходу с рынка отдельных сбытовых компаний. О причинах энергетического кризиса, возможных рецептах борьбы с ним и развитии зеленой генерации в Евросоюзе “Ъ” рассказал гендиректор электроэнергетической группы Enel Франческо Стараче.
– Как рост цен на газ в Евросоюзе отразился на ваших электростанциях?
– Наши электростанции увеличивают выработку электроэнергии по сравнению с предыдущим годом. Они работают без каких-либо затруднений. Рост производства электроэнергии связан с тем, что после пандемии COVID-19 в Европе началось активное восстановление экономики и спроса на электроэнергию. Растущий спрос является одним из факторов, способствующих росту цен на электроэнергию во многих европейских странах, которые сейчас ищут выход из этой ситуации.
– Повышаете ли загрузку угольной генерации?
– Когда повышаются цены на газ, повышаются и объемы выработки угольной генерации для компенсации этого роста газовых цен. Поэтому в этом году угольные электростанции в Европе увеличат производство по сравнению с прошлым годом: их конкурентоспособность повысилась, несмотря на повышение цен на квоты на СО2. Я считаю, что такая ситуация продлится недолго и будет иметь временный эффект, так как рост цен на газ, вероятно, также является временным явлением.
– Как вы считаете, европейские потребители будут пытаться внести изменения в формулу цен в долгосрочных контрактах на покупку газа?
– Изначально цены на газ неизменно были привязаны к ценам на нефть посредством различных формул. Но несколько лет назад эта привязка была упразднена. Были сформированы новые газовые хабы, в которых цена привязана только к спросу и предложению.
Возникшая волатильность цен на газ дает рыночные сигналы, которые сложно назвать благоприятными и которые продемонстрировали хрупкость этой системы.
Причина роста цен на электроэнергию в ЕС – именно высокая волатильность цен на газ. Это не затронуло основную часть экономической деятельности, а отразилось лишь на тех процессах экономики, на которые долгосрочные контракты с фиксированными ценами не влияют. Эта ситуация также значительным образом не повлияла на потребителей, а затронула лишь некоторых из них: для большинства как бытовых, так и промышленных потребителей электроэнергии Европы установлены фиксированные цены на электроэнергию сроком на один или два года. Например, на испанском рынке электроэнергии 73% годового объема имеет фиксированную цену, и только 27% объема не имеют фиксированной цены (в этой доле находятся внутренние и промышленные потребители). Они пока еще не заметили этой волатильности. По нашему мнению, необходимо продлевать сроки договоров купли-продажи электроэнергии и, следовательно, устанавливать цены на электроэнергию в зависимости от цен на ее закупку на более длительный срок – пять или десять лет. Мы должны осознать, что при продаже электроэнергии в долгосрочной перспективе у генераторов тоже появится причина закупать газ по долгосрочным контрактам.
– Уход от привязки цены газа к цене нефтепродуктов был ошибкой?
– Нет, потому что нет никакого смысла связывать между собой эти два энергоресурса. Изначально газ был привязан к нефти только потому, что не было понимания, как его оценивать. В действительности динамика цен на эти энергоресурсы справедливо отслеживается отдельно. Волатильность, свойственная нефтяной отрасли, сейчас становится актуальной и для газа. Все мы помним нефтяные кризисы, а их было немало. То же самое ожидает нас в газовой отрасли.
– Почему, на ваш взгляд, неожиданно для всех возник дефицит газа?
– Такое происходит не впервые. За этим всегда стоит какая-то причина, но самое интересное, что эти кризисы всегда объясняются задним числом и очень редко предсказываются так называемыми экспертами. Так или иначе причина связана с дисбалансом спроса и предложения: высокий спрос на газ и низкое предложение газа либо низкое предложение газа без особых изменений спроса. Определенно, дисбаланс присутствует. Возможно, через полгода будет найдено объяснение этой ситуации. Нам нужно свыкнуться с мыслью, что такие вещи еще будут происходить. Необходимо приложить все усилия, чтобы этого избежать: такая ситуация невыгодна ни для продавцов, ни для покупателей.
– Как вы думаете, долго ли продлится этот кризис?
– Не могу сказать. Нужно время для осознания, что такая волатильность требует баланса между спросом и предложением. Баланса можно достигнуть двумя способами: либо нужно повысить предложение газа, либо снизить спрос на него. Чтобы снизить спрос, необходимо переходить с потребления газа на другие источники энергии: уголь или ВИЭ. Если переходить на уголь, то сократить потребление газа можно в очень краткосрочной перспективе с использованием существующих установок. Но нам ясно, что решение – это развитие возобновляемой энергетики. Однако потребуется больше времени, чтобы сократить потребление газа, нарастив необходимые мощности зеленой энергии.
Рост производства газа могут обеспечить только страны-производители, их много, они разбросаны по всему миру. Полагаю, что баланс будет найден, как и в предыдущих ситуациях, потому что такая волатильность никому не выгодна.
– Ведете ли вы переговоры с “Газпромом” о пересмотре цены в контрактах?
– Обычно мы не комментируем ведущиеся переговоры с кем-бы то ни было. Поэтому я не могу это прокомментировать.
– В Евросоюзе также растут цены на квоты на выбросы СО2. Как это влияет на вас и в текущей ситуации приносит ли это какую-то пользу?
– Рост квот на выбросы СО2 был ожидаем и значительно не повлиял на наши результаты. При этом рост цен на выбросы показал, насколько затратен процесс производства электроэнергии из ископаемого топлива и насколько важно снижать зависимость от него. Механизм торговли квотами достигает намеченных целей.
– Цены на электроэнергию для населения в ЕС не субсидируются, в отличие от России. Вы видите необходимость перенять модель у РФ?
– Субсидирование цен всегда способствует диспропорции рыночного механизма, а в итоге такие изменения становятся невыгодными и нецелесообразным.
На мой взгляд, в Европе не стоит применять эту модель: у нас иная система. Вероятно, в ближайшие несколько месяцев цены на электроэнергию так или иначе стабилизируются, что позволит восстановить функционирование рынка в более стабильный период. Я считаю, что цены на электроэнергию необходимо зафиксировать на более долгий срок, а именно на срок от четырех до десяти лет, во избежание колебаний стоимости. Зачастую скачки цен на электроэнергию происходят из-за волатильности ископаемого топлива, вызванной исключительно спекулятивными рыночными событиями.
Цена на электроэнергию может быть намного более стабильной, чем сейчас: в будущем стоимость электроэнергии, получаемой от ВИЭ, не будет такой волатильной, ведь возобновляемые источники энергии не зависят от газа или нефти. Поэтому легко можно представить закупку электроэнергии на период от пяти до десяти лет или даже до 20 лет без особых рисков. Это очень сложно представить в отношении газа или нефти. В этом и заключается разница.
– Какие реформы энергорынка могут разрешить возникшую ситуацию в Европе?
– Еврокомиссия уже выдвинула на обсуждение ряд обоснованных предложений, которые могут ускорить процесс декарбонизации с учетом такой волатильности цен на газ. Среди таких мер: обеспечение поддержки для ограниченного круга наиболее уязвимых потребителей электроэнергии, снижение налогов, развитие рынков долгосрочных соглашений о покупке электроэнергии, а также ускорение строительства новых объектов ВИЭ для сокращения зависимости от газа или угля.
– То есть текущий кризис может ускорить энергопереход в ЕС?
– Да, безусловно. Многие начинают понимать, насколько сильна зависимость ЕС от одного вида топлива. Для Европы важно обеспечить диверсификацию технологий. По нашим оценкам, если бы мы уже сейчас достигли целей по объему ВИЭ, поставленных в Европе на 2030 год (плюс 76 ГВт мощностей только в Италии по отношению к текущим показателям), текущая волатильность была бы вполовину меньше. Проблема не с ВИЭ. Это лишь вопрос времени.
По мере увеличения объемов возобновляемых источников энергии наша зависимость от ископаемого топлива и, соответственно, волатильность цен будут снижаться.
– Вы участвовали в последних конкурсах инвестпроектов по строительству ВИЭ в РФ?
– Мы участвуем в большом количестве тендеров по всему миру. Обычно на каждые наши три проигрыша приходится один выигрыш. На этом конкурсе в России был как раз один из тех трех случаев проигрыша.
– Считаете ли вы обоснованными те цены, которые были достигнуты на конкурсе ветрогенерации в РФ (средняя одноставочная цена электроэнергии – 2,8 тыс. руб. за 1 МВт-ч, или около 34 евро)?
– В такой цене нет ничего необычного. Она лишь демонстрирует конкурентоспособность ВИЭ на любом мировом рынке. Она кажется низкой лишь потому, что ее увидели впервые. В дальнейшем такой уровень цен появится еще не раз.
– Планируете ли еще участвовать в конкурсах ВИЭ в России?
– Да. Как вы помните: на каждые наши три проигрыша приходится один выигрыш. Мы надеемся, что если продолжим участие, то в следующий раз одержим победу.
– Не планируете ли продавать генерацию в России?
– Нет, в настоящее время у нас нет таких планов.
– В России третий год проходит эксперимент по управлению энергоспросом (demand response). Почему вы не заняли существенной доли рынка в этом сегменте?
– Мы внимательно следим за всеми механизмами demand response в разных странах. В России в этом механизме участвуют конечные потребители электроэнергии, поэтому мы решили выйти в этот сегмент через компанию “Русэнергосбыт” (50,5% принадлежит группе ЕСН Григория Березкина, 49,5% у Enel.- “Ъ”), которая специализируется на взаимодействии с конечными российскими клиентами. Мы знаем, что в России генерирующие компании тоже могут участвовать в процессе управления спросом. Но нам сложно это понять: производство электроэнергии и управление спросом – это два разных сегмента.
– ФАС России одобрила ходатайство “Мосэнерго” (входит в “Газпром энергохолдинг”) о покупке 100% “Русэнергосбыта”. Почему вы решили продать свою долю?
– Мы не принимали решения о продаже. Наш партнер по бизнесу получил предложения о продаже, сейчас мы их обсуждаем. Безусловно, если он примет решение о продаже, мы тоже продадим свою долю. Однако дискуссия еще продолжается.
– Сбытовой бизнес в России теряет свою привлекательность?
– Нет, мы не видим никаких сигналов его ухудшения.
– Как развивается ваше подразделение Enel X в России?
– Мы начали с небольших объемов поставок зарядных устройств для электротранспорта. На данный момент установили уже 20 станций с использованием технологий Enel X в разных городах: Москве, Владивостоке, Хабаровске, Благовещенске, Горно-Алтайске, Новокузнецке, Красноярске и Челябинске. Кроме того, мы изучаем направление энергоэффективности, так как видим в этом высокую необходимость в России. У Enel X огромный потенциал в России, но понадобится время, прежде чем раскроется ценность этого подразделения для российского рынка. Нужно немного подождать.
– На ваш взгляд, какие в целом перспективы развития электротранспорта в России?
– Перспективы внушительные. Несомненно, для перевозок на длинные дистанции в России используются другие транспортные технологии. Однако развитие электротранспорта во всем мире зарождается в крупных городах из-за сильных пробок и загрязнения экологии: все начинается с частных автомобилей и общественного транспорта. Китай, например, сейчас является мировым лидером в сфере электротранспорта, в том числе по количеству электробусов в крупных городах. Поэтому мне кажется, что в наиболее крупных городах России есть потенциал для развития этого направления.
– Еще один новый сегмент – водородная энергетика. Россия планирует производить до 12 млн. тонн водорода к 2035 году на экспорт. Считаете ли это возможным и необходимым?
– У России огромный энергетический потенциал в области водорода. Весь мир, и Россия в том числе, сейчас ищет решения, как сделать водород на основе электролиза воды конкурентоспособным по отношению к существующему водороду, производимому из углеводородов. Мы считаем, что наше сотрудничество с “Роснано” в этой сфере будет способствовать поиску конкурентоспособного технологического решения, которое позволит развить масштабное производство зеленого водорода на основе электролиза в России. В рамках этого сотрудничества наша Кольская ветроэлектростанция (201 МВт) в Мурманской области будет использовать часть своей выработки электроэнергии для производства водорода в пилотных проектах.
– До сих пор есть вопросы в части транспортировки и использования водорода. Как вы считаете, когда эта отрасль уже станет реальностью?
– Обычно новая технология демонстрирует свой потенциал в первые три-пять лет. Если за это время ничего не происходит, лучше не продолжать. (Коммерсантъ/Энергетика Украины и мира)
