В то время как мировое сообщество в польском городе Катовице на очередной Конференции сторон Рамочной конвенции ООН по изменению климата обсуждает правила имплементации Парижского климатического соглашения, в самом Париже бурлят страсти далеко не экологической направленности.
Многие аналитики сходятся во мнении, что запланированное повышение акцизов на горючее во Франции является только поводом для протестов “желтых жилетов”, которые в действительности обусловлены более глубокими социально-экономическими факторами. Возмущение французов вызвано тем, что тандем политических элит и крупного капитала попытался решать экологические проблемы за счет среднего класса, который и так на фоне умеренного экономического развития ощущает препятствия для движения в “социальных лифтах”.
Лиха беда начало
Парадигма устойчивого развития была модернизована на Конференции ООН по устойчивому развитию (20-22 июня 2012 г.), через двадцать лет после Конференции ООН по окружающей среде в Рио-де-Жанейро, поэтому получила символическое название “Рио+20”. Конференция “Рио+20” подтвердила политическую приверженность глав государств и правительств, мирового гражданского общества всем принципам деклараций по устойчивому развитию, принятых в Рио-де-Жанейро (1992 г.) и Йоханнесбурге (2002 г.). Вместе с тем Конференция “Рио+20” предложила более комплексный и системный подход к проблеме устойчивого развития, определила его институциональные рамки, которые будут содействовать более сбалансированной и эффективной интеграции всех компонентов устойчивого развития на основе целостного подхода на всех уровнях – глобальном, национальном, региональном.
Гуманистический аспект стал определяющим для нового видения будущего. Новые цели устойчивого развития, изложенные в документе “Преобразование нашего мира: повестка дня в сфере устойчивого развития на период до 2030 года”, заменили собой Цели развития тысячелетия. Установленных целей планируется достигать с 2015-го по 2030 г. 25 сентября 2015-го 193 страны утвердили 17 глобальных целей и 169 соответствующих задач, носящих комплексный характер и обеспечивающих сбалансированность всех трех компонентов устойчивого развития: экономического, социального и экологического. В соответствии с принятыми решениями, в портфеле каждой делегации, прибывшей в Катовице, должен был быть четкий национальный стратегический план действий по достижению обновленной системы целей устойчивого развития. Такой национальный доклад “Цели устойчивого развития: Украина” был обнародован в 2017-м.
Важно то, что борьба с изменением климата остается одним из приоритетов, впрочем, уже не доминирующим с учетом обострения проблем с преодолением бедности и с равной доступностью к природным ресурсам, информации, образованию, медицине для всех жителей планеты. Глобальная экологическая солидарность в экономически разделенном мире все больше уступает национальному прагматизму. А это, в свою очередь, создает плодородную почву для антиглобалистского движения и открытых локальных протестов, даже в странах – драйверах идеи устойчивого развития.
Ценой невероятных усилий, после сложного и продолжительного посткиотского переговорного процесса по ограничению антропогенных выбросов парниковых газов, мировое сообщество на климатической конференции в Париже в конце 2015 г. достигло прогресса в определении количественных параметров ограничения изменения климата, а именно: удержать рост глобальной средней температуры намного ниже 2°C и приложить усилия для ограничения роста температуры величиной 1,5°C. Вместе с тем такие амбициозные цели не были подкреплены такими же по масштабу новыми экономическими механизмами, которые были в свое время предусмотрены Киотским протоколом, например создание рынка единиц сокращения выбросов. Похоже, что сейчас практические действия правительств промышленно развитых стран мира (и не только стран ЕС) в этом направлении могут заменить базовый принцип экологической политики “загрязнитель платит” более масштабным – “платят все”, то есть и бедные, и богатые. При этом кому из них дышать чистым воздухом, будет непосредственно зависеть от розы ветров, неподконтрольной каким-либо правительствам. Парадокс в том, что при этом проявляется открытый великим евангелистом феномен, названный в его честь, – эффект Матфея. Образно он сформулирован следующим образом: “Бедные становятся еще беднее, а богатые еще богаче”. Вот перед какой дилеммой оказались сегодня участники климатической конференции в Польше. Но если бы это была только такая дилемма!
Энергетический переход на перекрестке дорог устойчивого развития
Обратим внимание, что Концепция устойчивого развития появилась в результате объединения трех основных подсистем – экономической, социальной и экологической. Императивы достижения эффективности этих подсистем Всемирный энергетический совет (ВЭС) назвал трилеммой, подчеркивая сложность связей между целями развития названных подсистем. Под социальным равенством понимают не только физическую (технологическую), но и экономическую доступность энергии для всего населения. В своем докладе “Политики для будущего” ВЭС отмечает, что ни одна из стран в мире пока не достигла идеального баланса и одновременного прогресса по всем трем составляющим энергетической устойчивости.
Разработанная ВЭС концепция энергетической трилеммы фокусируется на трех основных векторах развития топливно-энергетического комплекса: энергобезопасности, доступности энергии и экологической устойчивости. Каждому государству, согласно концепции, необходимо соблюдать баланс между тремя столпами трилеммы. С 2014 г. ВЭС оценивает баланс в треугольнике целей энергетической политики с помощью специально разработанного индекса. В 2017 г. Украина заняла 11-е (!) место в мире по индексу энергетической безопасности, 63-е – по индексу доступности энергии и 102-е место – по экологической устойчивости. По интегральному показателю энергетической трилеммы – 48-е место среди 125 стран мира.
На мой взгляд, для более полного отображения и выравнивания возможностей разных стран в части достижения целей устойчивого развития необходимо дополнить энергетическую трилемму показателями, которые непосредственно иллюстрируют достижения экономического и технологического развития и являются предпосылками прогресса на пути к устойчивому развитию, а именно – энергоемкостью ВВП и экономическим благосостоянием населения (ВВП на душу населения). В зависимости от определенного этапа развития каждая страна должна самостоятельно, с учетом национальных интересов, устанавливать целевые приоритеты энергетической политики устойчивого развития. Считаю, что такую концепцию можно назвать энергетической пенталеммой устойчивого развития.
Индикаторы реализации таких императивов не являются независимыми переменными, то есть априори невозможно одновременно обеспечивать прогресс по всем направлениям. Отсюда следует необходимость установить приоритеты и механизмы их достижения на основе консенсуса государства, бизнеса и общества в зависимости от уровня социально-экономического развития страны. Но процесс реализации политики соблюдения установленных императивов происходит под влиянием не только внутренней политики, но и экзогенных факторов, определяемых действиями других государств.
Геостратегические игроки мировой торговли: единые цели – разные действия
Глобальные детерминанты мировой торговли, прежде всего необходимость применять сравнительные преимущества в условиях возрастающей международной конкуренции (в основном в треугольнике “США-ЕС-Китай”), предъявляют свои требования к формированию и реализации национальных версий энергетической политики. И здесь важно понимать, что в достижении целей геостратегические игроки мирового рынка сталкиваются с противоречиями, поскольку достижение каждым из них своих целей автоматически приводит к недостижению своих целей другими. Противоречия между целями глобальных геостратегических игроков приводят к войнам экономических интеграций. Глобальные тенденции либерализации торговли вызывают обратную реакцию регионального или национального протекционизма, даже несмотря на договор в рамках ВТО или региональные торговые соглашения.
Например, показательна политика США на рынке энергоресурсов, в частности на рынке газа, где политика протекционизма носит ярко выраженный характер. Соединенные Штаты обеспечили себе сравнительное преимущество в глобальной конкуренции за счет более дешевого и экологического энергетического ресурса, что не могло не сказаться на конкурентоспособности американских товаров в мировой торговле. Исследования по применению методологии двумерной векторной авторегрессии, устанавливающей различия в промышленном производстве и разницу в цене на энергоресурсы между США и Европой, свидетельствуют о том, что цены на энергоресурсы могут оказывать существенное влияние на экономическую конкурентоспособность. В частности, факторный анализ Международного валютного фонда (Shifting Commodity Markets in a Globalized World/Rabah Arezki and Akito Matsumoto (Eds.); International Monetary Fund. 2017) показывает, что снижение относительной цены природного газа в США на 10% способствовало улучшению промышленного производства в США по сравнению с ЕС приблизительно на 0,7%, что в свою очередь сказалось на конкурентоспособности американского экспорта. Как результат доля энергоемкого экспорта перерабатывающей промышленности в общем объеме экспорта перерабатывающей промышленности США неуклонно растет, а доля неэнергетического экспорта – сокращается.
Другой пример применения протекционизма в направлении уменьшения цен на энергоресурсы для национальных компаний (в этом случае также на рынке природного газа) демонстрирует ФРГ. Используя политическое лидерство в регионе, Берлин допускает отклонение от единого европейского внешнеэкономического курса. Это ярко демонстрирует позиция этой страны в вопросе строительства “Северного потока-2”, которая по меньшей мере не отвечает духу и букве Энергетической Хартии, не говоря уж о других международных соглашениях (см. “Холодный душ для “Северного потока-2″. Экономико-правовые риски и возможности сохранения украинского транзита природного газа”, ZN.UA №46 от 01.12.2018 г., ). Блокирование этого проекта не включили в санкционный список ЕС. Так же, как и США не всегда буквально выполняют нормы ВТО. Поддерживая санкции против РФ, США, тем не менее, не заблокировали российско-американское сотрудничество по разработке залежей природного газа на российском арктическом шельфе – самом перспективном стратегическом резерве РФ.
Энергетика Европы на тернистом пути к устойчивому развитию
Европейский рынок энергоресурсов в целом развивается в фарватере мировых тенденций либерализации и интеграции, но стратегический курс определяется особой политикой и мерами, предусмотренными директивами и регламентами ЕС. Среди определяющих трендов трансформации энергетического рынка можно отметить трансформацию спроса, механизмы ценообразования, методы регулирования, возможности собственной добычи и импорта, состояние инфраструктуры и конкуренции.
Наиболее ожесточенные дискуссии в странах ЕС проходят относительно использования угля в национальных энергобалансах. Сейчас в ЕС насчитывается свыше 300 электростанций с действующими на них 738 энергоблоками на угле, которые в целом обеспечивают четверть всей генерации электричества в Евросоюзе. В Германии около 40% электроэнергии вырабатывается с использованием угля, в стадии строительства находятся 23 новые угольные электростанции, вдобавок реализуется программа по модернизации старых ТЭС. За 2012-2017 гг. в Германии введено в эксплуатацию свыше 10 ГВт новых угольных мощностей. Этот процесс критикуют приверженцы альтернативной энергетики, поскольку перед странами ЕС поставлена задача уменьшить долю углеводородного топлива для производства электроэнергии до 30%. Но европейское угольное лобби усматривает актуальную роль угля как переходного энергоресурса для замещения базовых мощностей АЭС на пути к полной коммерциализации возобновляемой энергетики.
По замыслу, либерализация естественных монополий также должна была бы способствовать уменьшению вредных выбросов энергетики с использованием механизма конкуренции. Но итоги двадцатилетнего опыта либерализации рынков электроэнергии и природного газа в ЕС довольно неоднозначны. Несмотря на рост спотовой торговли и активную институциональную трансформацию, ожидаемые результаты по уменьшению цен и обеспечению суверенитета потребителей очень скромные. Объективно разная структура энергобалансов стран ЕС вместе с разной, исторически детерминированной национальной корпоративной структурой не способствует формированию единого европейского энергетического рынка. Конечно же, нивелировать действие указанных факторов в среднесрочной перспективе практически невозможно. Осознавая слабый прогресс в результатах, Международное энергетическое агентство подчеркивает важность отношения к либерализации энергорынков как к процессу, а не как к событию. Пока же вместо единого конкурентного энергетического рынка ЕС существует совокупность национальных (региональных) олигопольных рынков, которые не очень сильно интегрированы между собой и у которых конкурентная среда обеспечивается не рыночными силами, а механизмами “независимого” государственного регулирования, которые, в свою очередь, используются опять-таки для достижения национальных приоритетов энергетической политики.
Вместе с тем главным результатом европейской политики либерализации и прозрачности в секторе энергетики следует считать осознание европейцами, как потребителями, так и энергетическими компаниями, той сентенции, что “экономически обоснованные” (энергетическими компаниями) тарифы на энергоресурсы – это не одно и то же, что “объективно обусловленные” (рынком) цены на энергоресурсы.
Несмотря на единые цели европейской энергетической политики, движение к целям устойчивого развития воспринимается в разных странах ЕС с неодинаковой степенью энтузиазма. И не только из-за разной структуры национальных энергетических балансов, которая на фоне европейского рынка экологических квот скорее формирует мотивацию к действиям только крупных энергетических компаний. Протесты “желтых жилетов” возникли не где-либо, а именно во Франции – стране, где около 85% произведенной электроэнергии обеспечивается “экологически чистой” атомной энергетикой.
В целом потребление газа в Европе на фоне существенного сокращения собственной добычи неуклонно уменьшается. Снижение спроса послужило причиной избытка предложения газа на европейском рынке и роста конкуренции поставщиков.
На потребление газа оказывают давление как нестабильная экономическая ситуация, так и межтопливная конкуренция. Главный спад спроса произошел в секторе электроэнергетики, где распространяется использование возобновляемой энергетики. Вместе с тем доля угля в общем топливном балансе выше ранее ожидавшейся. В перспективе использование угля и других углеводородных видов топлива должно снижаться под влиянием экологических мер Брюсселя, связанных с уже наблюдаемым оживлением рынка торговли квотами СО2. Сейчас стоимость квот на выбросы парниковых газов в Европе составляет около 20 евро/т СО2, хотя еще в начале 2018 г. она колебалась в диапазоне 5-7 евро. Но для более-менее заметного давления на сокращение использования угля цена квот должна быть по крайней мере вдвое большей.
“Умная” энергетика и “мягкий” климат для всех. Но… в будущем
Следовательно, до 2050 г., по официальным прогнозам международных энергетических учреждений, радикальные изменения в структуре мировой топливной корзины не ожидаются. Хотя существуют другие сценарные предположения и более оптимистичные прогнозы отдельных исследователей. Даже с учетом успешной реализации Парижского климатического соглашения угольная генерация до 2050 г. сохранит свои позиции на уровне 30% от суммарного производства электроэнергии. Развитие технологий в сфере разведки и добычи запасов нефти отсрочит наступление так называемого пика нефти на середину нынешнего столетия даже при довольно умеренных темпах спроса.
Вместе с тем в современных условиях новых вызовов для энергетической политики появляются новые решения, указывающие, что традиционная модель развития энергетики может измениться раньше. Существующие энергетические системы уже не соответствуют импульсам социальной и экологической подсистем и могут развиваться только за счет новых технологий. Процесс перехода к использованию возобновляемых источников энергии и современных эффективных технологий уже начался, и вполне вероятно, что к 2050 г. будет полностью создана новая структура систем энергообеспечения.
Понимая такую ситуацию, большинство промышленно развитых стран определило как стратегическую задачу переход к новой архитектуре интеллектуальных энергетических систем. В будущем сотни млн. людей сами будут вырабатывать “зеленую” энергию у себя дома, в офисах, на предприятиях и будут делиться ею через “энергетический Интернет” так же, как сейчас мы генерируем информацию и распространяем ее в соцсетях. Новую энергетическую парадигму постиндустриального развития будет определять, по словам Д. Рифкина, демократизация энергии, что вызовет фундаментальную перестройку человеческих взаимоотношений, изменит сущность бизнеса и механизмы государственного управления и в итоге обеспечит баланс между потребностями человечества и энергетическими ресурсами при сохранении климата и окружающей природной среды. (Виктор Лир, Зеркало недели/Энергетика Украины и мира)
