Почему стабильно растет долг “Укрнафты”, зачем компания помогала заводу Коломойского и продавала ему аммиак с дисконтом, и почему в ней остался работать юрист олигарха? На эти вопросы в интервью «БизнесЦензор» отвечал глава правления “Укрнафты” Марк Роллинс.
С инициативой записать интервью в «БизнесЦензор» обратилась сама пресс-служба “Укрнафты”. Мы предположили, что желание дать большое интервью связано с планами мажоритарного акционера “Укрнафты” – НАК “Нафтогаз Украины” – сменить правление компании.
Марку Роллинс отверг это предположение, назвав будущее собрание акционеров, которое запланировано на 14 июня, рядовым событием.
Чтобы получить ответы на все вопросы, нам пришлось два раза приезжать в офис “Укрнафты” возле Львовской площади. Сейчас во внутреннем дворике компании идет реконструкция.
На входе до сих пор стоят решетки, наваренные по инициативе Игоря Коломойского в начале 2015 года, когда он на камеры рассказывал, что защищает компанию от Игоря Кононенко, друга президента Петра Порошенко.
Марк Роллинс стал председателем правления “Укрнафты” летом 2015 года. Это была компромиссная кандидатура для акционеров компании – государственного “Нафтогаза” и группы “Приват” Игоря Коломойского и Геннадия Боголюбова.
До этого компанию, которая добывает около 90% нефти в стране, много лет контролировал ставленник “приватовцев” Питер Ванхеке.
В 2015 году власть попыталась изменить ситуацию. Через Верховную раду был изменен закон “Об акционерных обществах”. Изменения помогли “Нафтогазу” сменить руководство компании.
Но, параллельно с процессом смены руководства, компании группы “Приват” начали активно выводить деньги из “Укрнафты”.
“Приватовцы” покупали нефть с отсрочкой платежа на два года, или брали предоплату за поставки нефтепродуктов на сеть АЗС “Укрнафты” и физически их не поставляли.
В итоге компании “Привата” задолжали 18 млрд. грн. “Укрнафте”. Та, в свою очередь, должна госбюджету 15 млрд. грн. налогов.
С 2015 года ситуация с долгами только ухудшилась – долг “Укрнафты” перед бюджетом стабильно растет, а “приватовцы” не спешат рассчитываться с компанией и банкротят структуры, которые были задействованы в схемах по выводу денег.
Не изменилась ситуация и с зависимостью “Укрнафты” от “Укртатнафты” (управляет Кременчугским НПЗ) Игоря Коломойского и Александра Ярославского. Дело в том, что это единственный покупатель нефти “Укрнафты”. А правительство не спешит разрешать экспорт нефти.
В результате получилось, что НПЗ диверсифицирует свои источники нефти – закупает сырье “Укрнафты” или импортирует сырье, когда это выгодно. Крупнейшая нефтедобывающая компания Украины полностью зависит от Коломойского, который может остановить ее работу, если перестанет покупать у нее сырье.
Поэтому мы разделили свои вопросы к Роллинсу на несколько блоков, которые касались проблем компании. Хотя основной ее проблемой до сих пор остается Игорь Коломойский.
– Почему вы сейчас решили дать нам интервью? Мы предполагаем, что ваша инициатива может быть связана с вашим возможным увольнением. Вероятно этот вопрос мажоритарный собственник “Укрнафты” поднимет на собрании акционеров, которое должно состояться 14 июня.
– У меня нет причин полагать, что мне грозит отставка. Возможно, есть некоторое недопонимание среди журналистов относительно темы грядущего собрания акционеров. Насколько я знаю, в повестке дня собрания акционеров нет ничего экстраординарного.
Полагаю, что господин Коболев (глава правления НАК “Нафтогаз Украины” Андрей Коболев – БЦ) не будет присутствовать на собрании.
Возможно, у вас есть информация, которой нет у меня.
– Нет, мы предполагаем, исходя из нерешенных проблем в компании.
– На собрании акционеров заслушают отчет менеджмента, набсовета и ревизионной комиссии. Это стандартная практика.
Также на собрании акционеров, возможно, будет пересмотрен состав ревизионной комиссии и набсовета.
– В мае было решение Лондонского суда об отмене положения акционерного соглашения, которое когда-то подписали миноритарные акционеры в лице Игоря Коломойского и премьера Юлия Тимошенко. Этим положением глава правления назначался по согласованию с миноритарными акционерами. Теперь это будет не так. И мы видим, что это развязывает “Нафтогазу” руки, чтобы переформатировать набсовет и, соответственно, сменить правление.
– Лондонский суд действительно отменил несколько положений акционерного соглашения. Эти положения как раз касались набсовета и процедуры назначения главы правления.
Также решение суда показало, что большая часть акционерного соглашения является действительным, и споры между акционерами можно решать в Лондонском суде.
Напомню, что на должность председателя правления в конце 2015 года я был назначен по предложению НАКа и КМУ. Решение суда показывает, что это решение было обоснованным.
Набсовет обладает полномочиями уволить меня в любой момент. Для этого не нужно никаких дополнительных полномочий. Они у них были и остаются. Набсовет мог принять решение об увольнении в любой момент за 2,5 года, пока я руковожу компанией.
– Налоговый долг компании “Укрнафта” самый большой по стране. На 1 мая его размер составил 15 млрд. грн. Много раз звучали идеи, как его погасить, в том числе путем реструктуризации, но реальная ситуация с долгами только ухудшается. Почему долг растет? И кто мешает принятию программы его реструктуризации?
– С приходом нового менеджмента в компании существенно улучшилась фискальная дисциплина. В 2017 году мы полностью заплатили все текущие налоги. В 2018 мы продолжаем выплачивать все налоговые обязательства, плюс начали выплачивать налоговый долг. Если не считать штрафы и пени, то основная сумма налогового долга сокращается.
Вместе с тем, по данным Государственной фискальной службы (ГФС) долг растет, и это происходит потому, что когда мы выплачиваем налоговый долг. Фискалы признают эту выплату, но накладывают штраф в размере 20% от суммы выплаты и пеню.
Кроме того, часть текущих налоговых платежей они также засчитывают в счет старого долга, добавляя к ним штраф и пеню. Из-за этого ГФС имеет возможность говорить, что долг “Укрнафты” перед бюджетом растет, хотя компания исправно платит текущие налоги и погашает просроченный налоговый долг.
– Хотим уточнить. Сентябрь 2017 года – 13 млрд. грн. долга. Май 2018 года – 15 млрд. Вы хотите сказать, что за это время долги по налогам выплачивались, но рост на 2 млрд. обусловлен штрафами и пенями?
– Да, вы правильно понимаете. По состоянию на конец 2017 года основная сумма налогового долга, не считая штрафов и пени, у “Укрнафты” и ее структурных подразделений составляла 11,85 млрд. грн.
С начала года мы каждый месяц выплачиваем часть основной суммы налогового долга и на сегодня погасили уже 580 млн. грн.. Это можно было бы отнести к успехам компании. Однако штрафы и пеня растут быстро, и мы не в состоянии выплатить весь долг одномоментно.
Поэтому мы предлагали официально реструктуризировать налоговый долг и заморозить начисление штрафов и пени. Нас поддержал НАК “Нафтогаз Украины”. Они передали правительству два варианта реструктуризации. Но чтобы такое решение было принято, нам нужна поддержка со стороны ГФС и Минфина. К сожалению, пока мы такой поддержки не наблюдаем.
– По какой модели вы предложили провести реструктуризацию?
– Это погашение налогового долга на протяжении трех с половиной лет. Погашение происходило бы за счет собственных средств “Укрнафты”, нам не требовалось бы привлекать средства извне.
Сейчас мы разработали внутренний график погашения и пытаемся выплачивать этот долг самостоятельно. Несмотря на отсутствие согласованной программы реструктуризации. Но, в таком случае, остается нерешенным вопрос штрафов и пени.
– От кого конкретно в Кабине зависит решение о принятии программы реструктуризации? Премьер Владимир Гройсман? Руководитель ГФС Мирослав Продан? Министр энергетики Игорь Насалик?
– Последнее предложение мы подавали вице-премьеру Владимиру Кистиону. Он возглавляет рабочую группу, куда входят представители различных ведомств, которые занимаются вопросом налогового долга компании.
– Был официальный ответ об отказе?
– Обычно мы получаем запросы на тему: уточните еще некоторые цифры, дайте дополнительные документы и подобные вещи. В некоторых случаях они отправляют нас к набсовету, чтобы тот одобрил наше предложение.
Отмечу, что мажоритарный акционер компании – НАК “Нафтогаз” и миноритарные акционеры (группа “Приват” Игоря Коломойского – БЦ) поддержали наше последнее предложение по реструктуризации долга.
– Почему, по-вашему, до сих пор нет решения Кабмина по реструктуризации долга и кто в этом заинтересован?
– Очевидно, что этот вопрос имеет политическое измерение. Я думаю, что поддержка вопроса по реструктуризации долга “Укрнафты” воспринималась бы политически как поддержка Игоря Коломойского. А он непопулярен сейчас среди определенной части политикума и это чувствительный фактор для некоторых госчиновников.
При этом, наибольшие потери от отсутствия принятия решения по реструктуризации несет государство.
– В тоже время, “Укрнафта” судится с ГФС, требуя взять в налоговый залог 2 млрд. куб. м газа, которые в 2006 году НАК отобрал на нужды населения. Как это коррелируется с вашим планом по реструктуризации?
– Реструктуризация долга – отдельный вопрос, поскольку мы можем профинансировать погашение налогового долга за счет собственных средств от операционной деятельности.
Что касается иска, где “Укрнафта” требует от ГФС принять эти 2 млрд. куб. м газа в качестве налогового залога, то это альтернативный вариант решения проблемы.
Этот вопрос рассматривался в ряде судебных инстанций, вплоть до Верховного суда. Однако решение судов в нашу пользу не было исполнено. Сейчас этот вопрос направлен на повторное рассмотрение, но суд первой инстанции вновь подтвердил нашу правоту.
Как решение суда может быть исполнено на практике? ГФС взяла бы у “Нафтогаз” и “Укртрансгаза” принадлежащие “Укрнафте” 2 млрд. куб. м газа в качестве налогового залога. Газ можно реализовать на рынке, а полученные деньги направить на погашение долга “Укрнафты”.
– Но этого газа давно нет физически.
– Суд изучал это обстоятельство и не согласился с тем, что газа в хранилищах нет. Но если для выполнения решения суда нужен дополнительный газ, его можно купить на рынке. С другой стороны, такую транзакцию можно, наверное, провести без вовлечения физических объемов газа.
– Вам известно о плане НАК “Нафтогаз” о продаже части активов “Укрнафты” (разделении) группе “Приват” для погашения налогового долга? Насколько этот план реален?
– На сегодня плана по разделению компании не существует. Идет обсуждение, я и члены правления “Укрнафты” принимаем в нем участие. Обсуждается ряд вариантов, но пока что конкретного согласованного плана нет.
Наша обязанность, как менеджмента “Укрнафты” найти решение проблемы налогового долга. Один из вариантов – использовать газ, второй – рассрочка налогового долга. Есть вариант и продажи части активов компаний. Но пока что я не могу сказать больше, потому что готового документа еще не существует.
– Из-за крупного налогового долга “Укрнафта” испытывает проблемы с продлением спецразрешений. Сколько спецразрешений на данный момент не продлено?
– В 2017 году у нас закончился срок действия девяти спецразрешений. Мы тогда обратились в суд и сумели доказать, что налоговый долг не является правомерным основанием не продлевать спецразрешения.
Со стороны Государственной службы геологии и недр (Госгеонедра) были попытки заблокировать процесс по техническим причинам. Были вопросы к документации, которую мы подали.
Но, в конце 2017 года эти девять спецразрешений были продлены.
В 2018 году у нас заканчивается срок действия 27 спецразрешений. На них суммарно приходится 50% годового объема добычи нефти и 30% годовой добычи газа. Масштаб проблемы намного больше. На сегодня одиннадцать спецразрешений уже закончились и нам их не продлили. Мы также обратились в суд и на сегодня вступило в силу решение суда, которое обязывает Госгеонедра продлить данные спецразрешения. Еще по 16 спецразрешениям судебные разбирательства продолжаются.
– Были ли со стороны Госгеонедр, или посредников, попытки неформально решить вопрос по продлению сепцразрешений?
– Да, были попытки предложить нам услуги по решению таких проблем. Но нас они не заинтересовали. Лично со мной по этому поводу не общались.
Можно, конечно, предполагать, что причиной не продления спецразрешений может быть коррупция, но доказательств этому нет. Могут быть также и политические причины. Я упоминал о них выше.
Еще одной проблемой, не только для нас, но и для отрасли, стала процедура оценки влияния на окружающую среду (ОВД – оцинка впливу на довкилля). Требование получать такую оценку появилось в конце 2017 года. Но до сих пор не приняты ряд подзаконных актов, что тормозит, а в ряде случаев блокирует весь процесс.
– Почему падает добыча “Укрнафтой” нефти и конденсата?
– Месторождения “Укрнафты” порядком истощены, поскольку длительное время на них идет добыча. Чтобы бороться с природным снижением добычи, нужно инвестировать. Нам удалось остановить падение добычи и в первом полугодии 2017 года мы даже перешли к росту, который, правда, прервался из-за блокирования лицензий и остановки работ на шести месторождениях. В этом году мы видим позитивные тенденции и пересмотрели прогноз добычи до конца года в положительную сторону. Оцениваем, что добыча нефти вырастет на 5% к плановому показателю, газа – на 10%.
У компании есть потенциал увеличить добычу нефти и газа в полтора-два раза в перспективе пяти лет. И это только на старых месторождениях. Вместе с тем, из-за налогового долга, мы не можем достаточно инвестировать для агрессивного наращивания добычи.
– В конце 2017 года закончился трехлетний договор аренды “Укрнафтой” аммиачной установки “ДнепроАзота” Игоря Коломойского. Мы знаем, что на трехлетний срок этот договор был заключен в конце 2014 года, еще до вашего прихода в компанию. Раньше он лонгировался ежегодно. Но почему в конце 2017 года срок действия этого договора был продлен еще на три месяца?
– Когда подошел к концу срок договора, мы вступили в переговоры с “ДнепроАзотом” по передаче активов, переводе сотрудников и т.д. Мы изучали варианты реализации газа. Они искали поставщиков газа.
На тот момент у нас было два предложения. Одно – от “Нафтогаза”, другое – от “ДнепроАзота”. “ДнепроАзот” был заинтересован в долгосрочной покупке газа. Также они попросили нас о переходном периоде, чтобы получить лицензии на производство аммиака. Во время договора аренды, который действовал с 2010 года, лицензии на производство аммиака были у “Укрнафты”.
С нашей стороны было желание конструктивно закончить отношения с “ДнепроАзотом” – помочь им решить проблемы с передачей активов и переводом сотрудников, и дать им возможность получить лицензии. Также мы учитывали социальный аспект. На “ДнепроАзоте” работает около 10 тыс. человек. Если бы мы сразу прекратили действие договора, предприятию грозила остановка посреди зимы.
В конечном итоге мы пришли к тому, чтобы продлить действие этого контракта на три месяца. Но при этом изменили формулу цены – и в эти три месяца на продаже аммиака “Укрнафта” заработала больше, чем на старых условиях.
– Другие химические предприятия – государственный “Одесский припортовый завод” (ОПЗ) и заводы Ostchem Дмитрия Фирташа также останавливали свою работу. Их ведь “Укрнафта” не спасает.
– В конечном итоге мы согласились продлить контракт потому, что с финансовой точки зрения мы могли заработать больше, чем продавая газ “Нафтогазу”. Я считаю, что решение о продлении контракта на три месяца было рациональным.
Сегодня наши контрактные обязательства перед “ДнепроАзотом” завершились. Свои лицензии на производство аммиака мы аннулируем.
– Какие убытки понесла “Укрнафта” за период действия договора аренды?
– В прошлом году “Укрнафта” получила более полумлрд. грн. валовой прибыли на этом контракте. Мы оценивали альтернативные варианты, в том числе аргументы в пользу досрочного расторжения контракта.
Одной из весомых причин против досрочного расторжения было то, что в таком случае “ДнепроАзот” имел возможность перевыставить “Укрнафте” свои убытки, в соответствии с условиями договора.
Если оценивать финансовую выгоду для “Укрнафты” с 2010 года, то она измеряется еще большими сумами. В то время газ компаний, контрольный пакет акций которых принадлежит государству, шел на нужды населения по заниженным ценам. Поэтому превращение газа в аммиак и продажа аммиака была выгоднее “Укрнафте”, чем продажа газа по заниженной цене. Поэтому я вижу рациональные причины, почему этот контракт был заключен.
– …никто не спорит, что это было выгодно “Укрнафте”, однако населению страны, которое владеет контрольным пакетом ее акций, это не выгодно…
– Когда в 2016 году, после принятия закона о рынке газа, изменилась модель ценообразования на природный газ, и стала возможна его реализация на рынке, то для “Укрнафты” продажа газа по рыночным ценам стала более выгодной.
Поэтому в конце 2016 года мы приняли решение о прекращении контракта и известили вторую сторону за год, как того требуют условия договора.
– “Укрнафта” могла продавать аммиак на рынке, кроме “ДнепроАзота”?
– Суть контракта заключалась в том, что “Укрнафта” обязана была продавать определенный объем аммиака “ДнепроАзоту”.
Существовало два контракта – один на аренду мощностей по производству аммиака, а второй – на продажу этого аммиака “ДнепроАзоту”. Теоретически, мы могли производить больше аммиака и продавать его кому-то еще. Но собственного газа на это не хватало бы.
– Как вы считаете, эти контракты на аренду аммиачной установки с “ДнепроАзотом” – это схема по выводу средств “Укрнафты” в пользу Коломойского?
– Я не заключал эти контракты и не буду давать оценок. С точки зрения бизнеса, для “Укрнафты” эти контракты были финансово выгодны на протяжении многих лет.
Также нужно учитывать, что ценообразование на рынке аммиака и газа происходит независимо один от другого. На обоих рынках есть сезонность, что влияет на цены. Это может повлиять на доходность того или иного варианта реализации газа “Укрнафты” в разные периоды года.
Если оценивать доходность этого контракта, то нужно смотреть в перспективе нескольких лет.
– Главный редактор издания EnKor Сергей Куюн, ссылаясь на котировки агентства “Хим-Курьер”, писал, что “Укрнафта” продавала аммиак “ДнепроАзоту” с дисконтом 30% от рыночной цены. Как вы это объясните?
– Нужно сравнивать яблоки с яблоками. Цены, на которые он ссылается, не сопоставимы ни по объемам, ни по условиям поставки с теми, по которым продавала аммиак “Укрнафта”.
– В 2016-2017 годах ОПЗ, а также заводы Ostchem долго простаивали, потому что при текущей цене на газ (основное сырье для производства аммиака) и ценах на аммиак, его производство было не рентабельным. А “ДнепроАзот” работал все время. Это свидетельствует о том, что его затраты на закупку газа были ниже, чем у конкурентов.
– Здесь надо учитывать две вещи. Возможно у предприятий, которые вы назвали, не было долгосрочных контрактов на поставку газа. Поэтому на спотовом (одномоментно – БЦ) рынке они не смогли закупить газ по выгодной для себя цене.
– У “ДнепроАзота” есть долг перед “Укрнафтой” за проданный ему аммиак?
– Да. В конце 2016 года мы договорились о погашении этого долга. Кстати, это обстоятельство тоже было одним из аргументов для того, чтобы не прекращать контракт досрочно. В 2017 и 2018 годах “ДнепроАзот” исправно платит, погашая этот долг.
– Какой размер долга был в 2016 году и сколько он составляет на сегодня?
– В ноябре 2016 года он составлял около 1,6 млрд. грн. Был сложный переговорный процесс. В результате мы договорились о погашении долга и большую его часть они уже погасили. На сегодня остаток долга составляет 750 млн. грн.
Если бы мы перестали производить и поставлять им аммиак, разорвали бы контракт досрочно, они скорее всего перестали бы выплачивать долг.
– После того, как договор аренды закончился, “ДнепроАзот” работает? Где они теперь берут газ?
– Насколько мне известно, сейчас они проводят ремонтные работы на предприятии. Что касается поставок газа – теперь это вопрос к ним, не к нам.
Возможно, они попытаются приобрести газ летом, когда цены на него снизятся. Зимой сделать это будет сложнее.
– Согласно вашему финансовому отчету за 2017 год, “Укрнафта” добыла в 2017 году 1,1 млрд. куб. м газа. Из них около 600 млн. кубов было использовано для производства аммиака, еще 23 млн. кубов продано на бирже. Где еще полмлрд. кубов газа?
– Большая часть этого газа идет на технические потребности предприятия. Например, газ используется в компрессорных установках как топливо, в установках комплексной подготовки газа (УКПГ), в операциях “газлифта”. Газ также используется для производства сжиженного углеводородного газа (СУГ). Кроме того, часть газа в этом объеме принадлежит компании-совладельцу скважин, которые эксплуатирует “Укрнафта”.
Существуют технические решения, позволяющие уменьшить потребление газа для технических нужд. Но для этого нужно инвестировать средства в наши газоперерабатывающие заводы (ГПЗ), например, в закупку электрокомпрессоров.
Один из проектов, которые мы предлагаем потенциальным внешним инвесторам – это модернизация одного из наших ГПЗ. Стоимость порядка $50 млн. и быстрая окупаемость за счет увеличения объема товарного газа, который можно продать на рынке. Это привлекательная инвестиция.
Теоретически, при текущих ценах на нефть компания могла бы сама профинансировать этот проект, но из-за налогового долга мы ограничены в возможности инвестировать.
– В мае “Укрнафта” объявила, что вместо переработки газа в аммиак, начинает продавать газ на бирже и по прямым договорам. Кто крупнейшие покупатели газа по прямым договорам? И есть ли среди них НАК “Нафтогаз”?
– У нас ни с кем нет долгосрочных контрактов на поставку газа. Мы продали некоторый объем по прямым договорам, сейчас продаем на бирже – смотрим как это работает и что выгоднее. Все цены привязаны к рыночным котировкам. При этом газ продается на условиях предоплаты. У нас нет проблемы с получением денег, что хорошо с точки зрения стабильности денежного потока.
Одновременно прорабатываем долгосрочную стратегию по продаже газа. Обсуждаем возможность заключения контрактов на долгосрочную поставку с “Нафтогазом”, с рядом промышленных предприятий.
– Вице-президентом “Укрнафты” работает Вячеслав Карташов (юрист Коломойского), который и при прошлом менеджменте отвечал за юридический блок в компании. Например, при нем в 2014 году был переподписан договор аренды аммиачной установки сроком на три года со штрафными санкциями за расторжение. При нем происходили схемы вывода средств из компании на структуры “Привата”. Почему он до сих пор работает в компании?
– Я не хочу вдаваться в персоналии и комментировать этот вопрос. Если кратко: ответственность за принятие управленческих решений лежит на правлении компании. Юристы в состав правления не входят.
– Насколько вы, как глава правления, влияете на кадровую политику в компании? Можете ли вы при необходимости уволить Карташова, или другого вице-президента – Феликса Лунева, у которого также неоднозначная репутация?
– Если речь идет о назначении членов правления компании, я подаю кандидатуры тех, кого бы я хотел там видеть. Члены набсовета могут заветировать предложенных мной кандидатов или согласиться с ними, но свои кандидатуры предлагать не могут.
Я подбирал людей так, чтобы с ними было комфортно работать акционерам компании. Это в интересах “Укрнафты”, моих и тех людей, которых мы взяли на работу.
Все люди, которые сейчас работают в правлении, были согласованы в набсовете. И все представители акционеров их одобрили.
По позициям, которые не относятся к правлению компании, я могу принимать решения самостоятельно. Конечно, я всегда советуюсь с коллегами.
Хотя есть и объективные обстоятельства, например – ограничения по бюджету. Я хотел бы привлечь больше экспатов, но это дорогие специалисты. В первую очередь мы рассматриваем кандидатуры украинских специалистов.
– Кто рекомендовал вам кандидатуру Феликса Лунева, который был назначен вице-президентом “Укрнафты” в июне 2016 года?
– Это был обычный процесс поиска топ-менеджера. При подборе любого топового сотрудника, мы привлекаем рекрутинговое агентство. Эти компании рекомендуют нам шорт-лист кандидатов.
Для поиска кандидатов на менеджерские должности мы использовали компанию Odgers Berndtson. Для поиска менеджеров среднего звена и ниже, мы используем внутренних рекрутеров.
– По какой схеме “Укрнафта” продает нефть “Укртатнафте” Игоря Коломойского для переработки на Кременчугском НПЗ?
– Речь не идет о двухсторонних контрактах. Мы по-прежнему обязаны продавать всю добытую нефть на государственных аукционах, где покупатель определяется по результатам торгов. Покупатели нефти, в свою очередь, передают приобретенную на аукционе нефть на Кременчугский НПЗ.
Потом нефть перерабатывается на “Укртатнафте” и мы по-прежнему вынуждены покупать необходимый нам ресурс нефтепродуктов, изготовленных по сути из нашей же нефти, для обеспечения собственной сети автозаправочных станций (АЗС). Для нас было бы оптимальнее иметь возможность перерабатывать собственную нефть для потребностей наших АЗС напрямую, без аукционов.
– На каких условиях Кременчуг перерабатывает нефть “Укрнафты”?
– Мы продаем нефть, а в обмен получаем нефтепродукты. Объемы, которые мы получаем, рассчитываются исходя из рыночной стоимости нефти и нефтепродуктов, с учетом стоимости переработки.
– Может ли “Укрнафта” экспортировать свою нефть?
– Нет, это невозможно. Сначала это было прямо запрещено. Сейчас запрет снят, но из-за механизма расчета стартовой цены на аукционах ее уровень такой, что экспортные сделки экономически невыгодны для покупателей.
Мы уже два года просим правительство отрегулировать механизм аукционов, чтобы увеличить круг потенциальных покупателей и конкуренцию. В прошлом году большая часть аукционов не состоялась из-за отсутствия участников.
– Возникает вопрос, как могут проводиться аукционы на нефть в стране, где существует лишь один ее переработчик – Кременчугский НПЗ?
– Совершенно верно. В этом нет логики.
– Какой нормативный акт обязывает “Укрнафту” продавать нефть на аукционе?
– Порядок проведения аукционов регулируется постановлением Кабмина №570от октября 2014 года.
Мы внесли ряд предложений. Во-первых, позволить нам перерабатывать объем нефти, который нам нужен для обеспечения собственной сети заправок без продажи ее на аукцион.
Также мы попросили, чтобы правительство сняло запрет на экспорт нефти и позволило устанавливать цены в долларах. Тогда на аукционы смогут приходить зарубежные покупатели.
Также мы предложили изменить механизм ценообразования. Потому что нужно учитывать, что на внутренний рынок и на экспорт будет разная цена. Сегодня на нашу нефть цена устанавливается на уровне импортного паритета, а это закрывает возможности для ее экспорта.
На часть этих изменений правительство согласилось и приняло их. Но самого главного изменения – в части ценообразования – пока нет.
– Механизм, который сейчас существует, выгоден “Укртатнафте”, а следовательно Игорю Коломойскому. Правильно?
– Правильнее было бы сказать, что иногда “Укртатнафта” может получать от этого выгоду. Они пользуются колебаниями цен на рынке и выбирают: покупать ли им сырье в Украине или импортировать его из-за рубежа.
У них есть возможность выбирать продавца. А у нас нет возможности выбирать покупателей. Если они не приходят на аукцион, мы остаемся с непроданным ресурсом и без денег. А они подождут следующего аукциона, чтобы посмотреть, где им выгоднее купить нефть.
При этом, эти правила создало само государство. Они не в интересах “Укрнафты” и поэтому мы просим их изменить.
– Нефтепродукты вы не импортируете? Весь ресурс на ваших АЗС – это продукция Кременчугского НПЗ?
– Да. У нас есть излишек своей нефти. Импортировать нефтепродукты нет смысла.
– Какой сейчас долг перед “Укрнафтой” у компаний, которые покупали нефть при прошлом менеджменте? Например, на конец 2017 года ООО “Котлас” было должно “Укрнафте” 2,7 млрд. грн.
– По контрактам на поставку нефти – общая сумма задолженности 7,5 млрд. грн. Эти обязательства дебиторов просрочены. По контрактам на поставку “Укрнафте” нефтепродуктов – порядка 10,4 млрд. грн. Здесь просрочены обязательства на сумму 3,8 млрд. грн. По всем просроченным обязательствам “Укрнафта” ведет судебные разбирательства и пытается получить задолженность.
По ряду действующих контрактов мы получили гарантии исполнения. По части – нет. С аудиторами мы обсуждаем, как правильно отразить это в нашей отчетности.
– Как часто вы общаетесь с Игорем Коломойским?
– Я регулярно общаюсь и с Коломойским и с Коболевым (Андрей Коболев, глава правления НАК “Нафтогаз”). Обычно это происходит по моей инициативе, когда у меня есть какой-то вопрос, по которому мне нужна позиция акционеров. Это может касаться, например, стратегии компании или инвестиционных планов. Я хочу, чтобы акционеры понимали, что делает правление и почему. Чтобы для них это не было сюрпризов.
Но регулярных встреч нет. Все зависит от того, какой вопрос стоит на повестке дня. Иногда встречи могут быть частыми, например – в начале года, когда обсуждаются планы на год. Иногда долго не общаемся.
– Вы говорите, что, как менеджер, защищаете интересы всех акционеров. Но мы видим, что Коломойскому выгодно оставить убытки на “Укрнафте”, а прибыль вывести на “ДнепрАзот”, или на компании-прокладки, закупающие нефть. Вы согласны с таким утверждением?
– Сейчас у него нет возможности так делать.
– Но у него монополия в переработке нефти. Если он перестанет брать нефть “Укрнафты” на Кременчуг, ей придет конец.
– Да, у него есть этот рычаг давления на компанию. Это то обстоятельство, которое мы объясняем правительству. Без возможности экспортировать нефть, мы можем оказаться в сложной ситуации.
И “Укрнафте”, с точки зрения стабильности бизнеса, и стране в целом – не выгодно иметь всего лишь один нефтеперерабатывающий завод. Кроме того, это вопрос энергетической безопасности Украины в части обеспечения себя нефтепродуктами.
Мы пытаемся донести эти аргументы правительству. Но конечное решение, конечно же, остается за правительством. (Сергей Головнев, Юрий Винничук, Бизнес Цензор/Энергетика Украины и мира)
