«БизнесЦензор” пришлось записать очередное интервью с Андреем Фаворовым в ответ на обвинения Юрия Витренко. Кроме ответа оппоненту, Фаворов рассказал о причинах своего ухода из Нафтогаза, доходах в госкомпании и ценовом тренде на природный газ.
«БизнесЦензор» записал по интервью с конфликтующими между собой экс-менеджерами НАК “Нафтогаз Украины” Юрием Витренко и Андреем Фаворовым.
Оба они фактически покинули Нафтогаз. Бывший глава дивизиона “Интегрированный газ” Андрей Фаворов – еще в апреле 2020 года по собственному желанию.
А исполнительный директор Нафтогаза Юрий Витренко уйдет из компании в середине июля. В мае глава правления НАК Андрей Коболев “выдавил” его, ликвидировав должность бывшего соратника.
СМИ ринулись записывать интервью с Юрием Витренко, который обвинил Андрея Коболева и Андрея Фаворова в неэффективной работе. Фаворов каждый раз требовал дать возможность изложить свою версию событий.
Примечательно, что “дискуссию” в украинских СМИ оппоненты ведут из-за границы. Витренко – из Европы. Фаворов – из США.
“Везде, где он упомянет мою фамилию, он получит ответ”, – заявил Фаворов.
Сия чаша не миновала и БизнесЦензор. В ответ на интервью с Юрием Витренко, опубликованное 1 июня, пришлось записать интервью с Андреем Фаворовым.
В нем, кроме ответа на обвинения, Фаворов рассказал о непринятии управленческой политики Нафтогаза, доходах в госкомпании и будущем газовой добычи.
- Об обвинениях Юрия Витренко
– Почему НАК не начал продавать газ, когда в декабре 2019 года был подписан транзитный контракт с “Газпромом”? Ведь уже было понятно, что ресурса Украине хватит, а цена падает.
– Сначала расскажу предысторию. В 2019 году закупки были необходимы для физического обеспечения бесперебойности системы в случае отключения транзита. Ни у меня, ни у главы правления Нафтогаза Андрея Коболева, ни у премьера Алексея Гончарука не было никакого желания заморозить страну.
В чем там была проблема? Перед выборами президента Владимир Гройсман “вцепился” в Коболева и думал, что он его “загрызет”. Как он это делал? Во втором квартале 2019 г. он вытащил все оборотные средства из НАКа в бюджет.
Это пик цинизма. Потому что, преследуя свои краткосрочные политические цели, господин Гройсман ограничил возможность компании закупать газ, необходимый для прохождения первого квартала 2020 года в случае, если транзит остановится.
– Это известная история. Тогда НАК через суд попытался отменить решение правительства о выплате в бюджет 90% прибыли компании в виде дивидендов.
– Тогда Коболев принимает непростое, но единственно правильное решение – ограничивать платежи контрагентам. Самый большой платеж был у компании группы “Укртрансгаз” (УТГ) поставщикам газа для технических нужд.
Напомню, что для прохождения отопительного сезона нужно не только обеспечить необходимый для потребления объем газа. Нужно закачать в подземные хранилища газа (ПХГ) столько ресурса, сколько необходимо для поддержания давления – чтобы этот газ можно было быстро поднимать.
Мы делали все, чтобы избежать повторения ситуации с “Прикрути”, которая случилась в марте 2018 года. Почему, когда “Газпром” отказался поставлять газ, у нас случилась такая ситуация?
В ПХГ было достаточно ресурса. Но мы не могли его быстро поднять, потому что давления не хватало. Это был огромный удар по экономике. Я не хотел, чтобы это повторилось.
– Уточню, что Юрий Витренко в разговоре с БЦ не обвинял вас в том, что вы закупали газ в 2019 году, готовясь к прекращению транзита. Его вопрос-претензия заключался в том, почему вы НЕ начали продавать газ после Нового года, когда транзитный контракт уже был подписан?
– В октябре 2019 года мы заключили форвардный контракт на первый квартал 2020 года. Почему? Потому что у нас было опасение, что в случае прекращения транзита и холодной погоды, нам понадобиться дополнительный газ.
Поэтому мы заключили форвардные контракты с двумя большими европейскими компаниями на поставку газа в первом квартале 2020 года. Гораздо эффективнее иметь газ в трубе, а не в ПХГ, откуда, в случае морозов, его сложно было бы поднять.
Итого, за первый квартал 2020 года мы импортировали 980 млн. кубов. Тем более, мы динамично корректировали закупочную политику.
При Витренко план закупок принимался на весь год и корректировался раз в квартал. Мы построили динамическую модель. Каждый день мы учитывали погоду, факт потребления и, соответственно, корректировали объем закупок.
Например, в декабре 2019 года, когда мы увидели, что проходим зиму, мы снизили объемы закупок.
– Понятно, почему в первом квартале 2020 года продолжался импорт. Но почему НАК не начал продавать газ в Украине после Нового года?
– Во-первых, потому что вся Украина была забита газом. Ситуацию усложнило то, что Витренко раздул эту тему с покупкой газа у ЭРУ (компания “Энергетические ресурсы Украины”, совладельцем которого до второй половины 2018 года был Фаворов – БЦ).
В результате, все наши сделки рассматривались под микроскопом. Я говорю: ок, тогда продаем только через биржу.
– Имеете в виду “Украинскую энергетическую биржу” (УЭБ) Алексея Дубовского?
– Другой ведь нет. Но Витренко попытался и биржу “подорвать”. Он написал письмо на набсовет Нафтогаза о том, что УЭБ контролируется Дмитрием Вовком и Владимиром Демчишиным (бывшие глава НКРЭКУ и министр энергетики соответственно, работали в ICU Макара Пасенюка – БЦ).
Он обвинил меня, что теперь я “пилю деньги” на бирже, потому что биржа берет 1% с каждой трансакции. На самом деле они берут 0,01% с каждой трансакции – в 100 раз меньше, чем указал Витренко. Такая комиссия – ни о чем.
Несмотря на это, в январе-феврале-марте 2020 года мы каждый день выставляли на продажу объемы газа на УЭБ.
– Не было покупателей?
– В чем проблема? Это негибкость госкомпании. Организация поколениями натренирована думать о том, что скажет прокурор.
И что происходит? В первом квартале рыночная цена газа в Украине падает ниже импортного паритета. А у нас в НАК, согласно внутренним регуляторным документам, было разрешено продавать не ниже импортного паритета. Соответственно, наша цена была не конкурентной.
Плюс, трейдеры давали постоплату, а мы работали только по предоплате. Это тоже ограничение.
Пока мы поменяли эти ограничивающие процедуры внутри НАК, отопительный сезон подошел к концу.
И эту ситуацию никак нельзя сравнивать с тем, что делал Виталий Волынец под руководством Витренко, когда возглавлял “Нафтогаз Трейдинг”.
Что сделал Волынец? Он подписал контракт с компанией-однодневкой, с нулевым балансом и подставными управленцами. Я на газовом рынке уже 10 лет и прекрасно знал, кто стоит за этой компанией, какого размера чемоданы он заносит, и почему он такой успешный
БЦ: название компании и ее бенефициара Фаворов не называет, но в сети об этом есть информация: контракт был подписан с трейдером “Евроэнерготрейд” бизнесмена Юрия Дубинского.
Волынец подписывает с этой компанией контракт на поставку газа. Предоплаты не получает. Идет в НАК, чтобы тот закупил для “Нафтогаз Трейдинг” газа на $25 млн. НАК покупает, передает “Нафогаз Трейдингу” для реализации этому трейдеру.
Но рыночная цена газа падает. И трейдер говорит: кому я должен, я всем прощаю.
В частной компании Волынца бы сразу уволили за такие подходы: никакого compliance и лимитов по контрагентам, никакого определения ценовой политики.
– Витренко поясняет эту ситуацию тем, что НАК не понес убытки, потому что и так закупал газ перед отопительным сезоном. Мол, не продал трейдеру, закачал в ПХГ на зиму. В чем проблема?
– Этот газ не НАК себе оставил, а компания “Нафтогаз Трейдинг”. Она понесла прямые убытки из-за этого бездарного управления.
Это двойные стандарты получаются. С одной стороны, он уговаривает идти в трейдинг на свободный рынок и наращивать там долю. С другой – если не продали газ, то продадим его для потребителей газа по PSO (население и ТКЭ – БЦ).
- О непринятии корпоративной стратегии
– В прошлых своих интервью вы говорили о том, что ушли из Нафтогаза в апреле, потому что “изменилась стратегия”. Как именно она изменилась?
– Я пришел в Нафтогаз, потому что действительно хотел заняться развитием добычи. Я горжусь той командой, которую собрал.
Главное, что мы сделали – это назвали Программа 20/20 тем, чем она действительно является – провалом. Разработали свою программу “Тризуб”.
Мне действительно было интересно этим заниматься. Я бы никогда не разменял свою долю в ЭРУ на то, чтобы ходить по кабинетам и бумажки подписывать.
– В Нафтогазе меня заверили, что программа “Тризуб” принята за основной план и будет реализовываться. В чем тогда причина вашего ухода?
– Управленческая политика новоназначенного исполнительного директора.
– Вы говорите о политике исполнительного директора Группы Нафтогаз Отто Ватерландера назначенного в мае?
– Да. Я пришел в компанию принимать решения и их реализовывать, а не заниматься бюрократией.
Во-первых, у меня возникли философские разночтения. Я полностью отвергаю идею матричной структуры, которую с 80-х годов проповедуют выходцы из McKinsey (Ватерландер был старшим партнером в консалтинговой компании из большой четверки McKinsey&Company – БЦ).
На мой взгляд, это просто попытка избежать ответственности, а не принимать тяжелые решения.
Я считаю, что решения должны приниматься ближе к скважине, а не корпоративной бюрократией, которая рассказывает мужикам на скважине, что им делать. Именно эта идеология продвигается “маккензерами”.
Во-вторых, после такого кадрового решения должность главы дивизиона, которую занимал я – она становится ни о чем. Свою команду сформировать невозможно, нужно все согласовывать с кем-то другим.
Это не те условия, на которые я приходил. Мне обещали мандат самому принимать решения и нести за них ответственность.
И, в-третьих, это личное. Для меня было неприемлемо, когда первое, что сделал мой начальник после назначения, это позвонил за моей спиной “эйчару” (HR, менеджер по кадрам – БЦ) и приказал не продлевать контракт исполнительному директору “Укргаздобычи” (УГД) Стиву Болдуину. И сделал он это без моего ведома.
– От руководства Нафтогаза я слышал претензию в вашу сторону по поводу найма людей на зарплаты, которые выше предельных размеров, допустимых внутренними документами НАК.
– Я первый раз слышу о такой претензии от вас. В лицо мне ее никто не предъявлял.
Моя позиция: качественным людям нужно платить качественные зарплаты.
– Но все имеет предел…
– Не спорю. Но я знаю, что я платил рыночные зарплаты. Я был бы рад, если бы люди, которые вам это сказали, имели смелость сесть со мной за стол и проговорить это, а не бегать за моей спиной и договариваться с “эйчаром” не продлевать контракт кому-то.
Вот это все болото сильно отбило мотивацию что-то продолжать делать.
Возвращаясь к зарплатам, я сделал большую ставку на Полтаву (Газопромышленное управление “Полтавагаздобыча”, входящее в УГД – БЦ). Да, я хотел дать возможность людям реализовать себя. И да, я нанимал профессионалов, в которых я был уверен, что они не будут воровать.
Когда я пришел в УГД, то увидел, что зарплата простых сотрудников на скважинах – охранников, слесарей – была на 25%-40% ниже рыночной. В первую очередь, я сравниваю с зарплатами в ДТЭК, где я работал, и с другими украинскими добывающими компаниями.
Я говорю: что вы делаете? Как он будет относиться к своей работе с такой зарплатой? Он будет пытаться своровать все, что можно. Если ты делаешь человеку нечеловеческие условия для работы, то ты не можешь спрашивать с него результат.
А позиция “эйчара” была: если не нравится, уйдут, уйдут, других наймем.
– Примечательно, что менеджмент Нафтогаза проповедует идею рыночных зарплат, которую активно отстаивает.
– Дело в том, что эти бюрократические надстройки – что УГД, что НАК – считают, что они самые важные в этом процессе. Ничего подобного. Самый важный – это тот мужик, который работает рядом со скважиной, который имеет смелость сказать: давайте изменим режимы работы скважины, там-то и там-то нужны ремонты.
И вот эта безответственность и безразличие к результатам работы возникает из-за такого отношения к людям на местах. И моя позиция была: Киев должен доказать свою необходимость людям на Шебелинке, в Полтаве и во Львове, а не наоборот.
Я горжусь тем, что после своего прихода в НАК я изменил эту систему. Раньше из Киева в регионы спускались планы, что делать и что покупать. Я же выстроил систему, при которой запросы формировались снизу вверх. Каждое региональное управление формировало собственный бюджет, и за каждую цифру должно было отвечать.
А Киев, в моем видении, должен быть экспертным центром. У меня была идея сделать каждое региональное управление мини-компанией.
Чтобы они говорили Киеву: вот у нас такие проекты, вот столько денег нам на них нужно. А головная компания должна выбрать самые лучшие из них, чтобы правильно расходовать средства. Так формируются бюджеты в эффективных компаниях.
Ты пришел, показал проект, защитил его, получил инвестиции, дал результат – вот тебе бонусы. Ничего не сделал – пересматриваем твое будущее в компании.
Именно так оно работает. А не по советскому госплановскому шаблону, когда “большие люди” в Киеве решают, что делать на 27-й скважине между Харьковом и Полтавой.
Почему в Америке бурно развивается добыча? Там много маленьких юрких компаний и решения принимаются “на ногах”, а не в огромной корпоративной махине.
McKinsey же, представителем которой является Отто – это полностью другая культура. Вот матричная структура, вот мы великие, будем сверху диктовать, что делать. Я не верю, что эта структура эффективна.
- О доходах в Нафтогазе
– Сколько денег вы заработали в Нафтогазе?
– Я получил зарплату и свой бонус. Наверное, цифру не хочу озвучивать, но она рыночная. Это сравнимо с вознаграждением, которое я получал в ДТЭК и в других компаниях на сопоставимых должностях.
Я долго думал о том, что потерял, когда ушел из ЭРУ. Перечитывал свои интервью того периода. Я точно уходил не из-за денег. Мне хватит “на прожить и семью прокормить” того, что я заработал за свою карьеру.
Эмоционально я был очень вовлечен в свою работу в НАК. Очень хотел что-то изменить.
Да, я люблю не думать о деньгах. Люблю, чтобы на карточке всегда была достаточная сумма. Но это не было приоритетом. Приоритетом было сделать эффективную структуру из компании, которую до этого доили 20 лет. Я жалею, что мне не хватило времени, чтобы это реализовать.
– Удивляюсь, что вы, Коболев, или Витренко, считаете, что если назовете сумму своего вознаграждения, то тем самым поставите себя в уязвленную позицию. С другой стороны, общество никогда не будет нормально воспринимать рыночные зарплаты в госкомпаниях, если вы их постоянно скрываете.
– Может быть, соглашусь с вами. Итого с бонусом я получил зарплату чуть меньше миллиона долларов за 12 месяцев. Я считаю, что это адекватное менеджерское вознаграждение.
– Я ожидал, что будет больше.
– Эта сумма – на уровне того, что мои коллеги получают в таких крупных компаниях, как ДТЭК, Метинвест, или Интерпайп. Так и должно быть. Идиотизм – платить зарплату в несколько тысяч долларов руководителям компаний, которые обеспечивает несколько процентов ВВП страны.
Это и компенсация риска. Ты, как руководитель, будешь отстаивать идею, в которую веришь, только если понимаешь, что у тебя есть какая-то финансовая подушка безопасности.
– Есть возможность, что вы вернетесь в ЭРУ?
– Нет. В одну и ту же реку нельзя войти дважды.
- О низкой цене на газ и его перспективах
– Вы долгое время занимались трейдингом газа. По-вашему, долго ли продлится тренд на снижение мировых цен на углеводороды и природный газ в частности? Как низкая цена отразится на добывающих компаниях в Украине и мире?
– Согласно рыночной идее, последователем которой я являюсь, это палка о двух концах. Когда все хорошо, вы зарабатываете, когда все плохо – вы теряете. Нет ничего ужасного в банкротстве. Это естественная отчистка рынка от неэффективных компаний.
Если кто-то купил огромное количество бурового оборудования, а цена провалилась – и теперь он не может его обслуживать – значит придет другая компания, выкупит его и не будет делать подобных ошибок. Речь идет, как о бурильных станках, так и о лицензиях на добычу.
Мы видим, что в сфере добычи нефти OPEC (организация стран-экспортеров нефти – БЦ), может худо-бедно договориться с Россией и контролировать рынок, регулируя добычу. Преимущество газового рынка в том – что есть большое количество независимых операторов. И нет этого картельного сговора.
Здесь конкуренция очень жесткая. Поэтому перспективы для газа, по моему мнению, более удручающие в диапазоне 18-24 следующих месяцев, чем для нефти.
Если посмотреть на пять лет назад, цены на газ были привязаны к ценам на нефть. Вся эта история с LNG (Liquefied natural gas, искусственно сжиженный газ, пригодный для перевозки танкерами – БЦ) – это были первые шаги для того, чтобы отвязаться от нефтяного индекса и дать возможность миру определять рыночную стоимость газа, независимо от цен на нефть.
Экономическим последствием “коронавирусного кризиса” стало то, что этот decoupling (снижение степени корреляции между ценовыми индексами – БЦ) для нефти и газа действительно произошел. Газовый рынок живет по собственным правилам. Он, возможно, как-то коррелируется, но не зависит от нефтяного рынка.
Америка продолжает увеличивать экспорт LNG. Производство в штатах достаточно гибкое. Есть цена – делаешь бурение и разрывы пластов. Плохая цена – останавливаешься. Поэтому есть потолок отката цены, при котором сланцевый газ из США опять начнет наваливаться на рынки.
– То есть, в ближайшие год-два сильного отката цены на природный газ вверх можно не ожидать?
– Что мы сейчас видим? Переизбыток предложения. Катар, США, РФ, Норвегия продолжают добывать. Потребление низкое. Все хранилища газа, что в Европе, что теперь и в Украине, будут забиты газом.
Это означает, что газ девать некуда. Я не вижу факторов, которые это изменят. Может быть, конечно, будет какая-то супер холодная зима, которая заставит значительно нарастить потребление.
Но исходя из тех вводных, которые мы видим сейчас, я предпосылок для изменения тренда не вижу. И при средней зиме, цена на газ не особо вырастит.
– Витренко высказал мысль, что тренд на возобновляемые источники энергии (ВИЭ) оставляет углеводородной энергетике мало времени: декарбонизация, green deal (зеленый договор) и так далее.
Поэтому Украине нужно как можно быстрее использовать все свои запасы углеводородов. Потому что в скором времени они обесценятся. Можете прокомментировать эту идею без личных предубеждений?
– Первая составляющая, доля которой уменьшится в глобальном балансе энергетики, это уголь. Мы уже видим эту тенденцию.
У нас большое количество угольной генерации, которая экологически не чистая и дорогая. Весь мир от угля отказывается. Выбросы углекислого газа (СО2) от угольной генерации в четыре раза выше, чем от газовой генерации. Это первая вводная.
Второй момент – проблема ВИЭ в том, что они не предсказуемы. Это касается солнечных и ветровых станций. Они производят электроэнергию не тогда, когда ты пришел домой, открыл пиво и включил телевизор, а тогда, когда подул ветер.
– Для их балансировки есть гидроаккумулирующие станции (ГАЭС) и промышленные литиевые аккумуляторы.
– Воды в мире не хватает, чтобы удовлетворить спрос на балансирующую генерацию. А аккумуляторы, на сегодняшний момент, экономически не обоснованы. Слишком дорогие. Никто массово их ставить не будет.
Что остается? Газовая генерация, которая может “быстро раскрутится”. На современных турбинах она может с нуля, на холодных резервах, поднять мощность до 800 МВт за 15 минут. Это уже реальность. Этого времени хватает, чтобы покрыть провал в случае, например, прекращения ветра.
То есть, газ еще долгое время будет играть большую роль не только в отоплении, не только в производстве азотных удобрений, но и балансирующим топливом в процессе перехода карбоновой энергетики к возобновляемой. (Сергей Головнев, БизнесЦензор/Энергетика Украины и мира)
