Угольная отрасль в Украине понемногу приходит в упадок. Государство в прошлом году чуть ли не впервые заявило о больших планах по ее реформированию (читай – сокращению).
Как перепрофилировать угольные шахты, “переучивать” шахтеров, насколько сложно будет это сделать и каковы мировые тенденции угледобычи – Kosatka.Media поговорила с экспертом в металлургической и угольной промышленности Украины, вице-президентом Energy Club Игорем Чумаченко.
– С каким результатом угледобывающая отрасль Украины закончила прошлый год?
– В 2020 г. угледобывающие предприятия Украины всех форм собственности добыли 28,8 млн. тонн угля, что ниже, чем в прошлом году – 31,2 млн. т. Из них основная добыча – это частные “Павлоградуголь”, “Добропольеуголь” и группа компаний “Донецксталь”, принадлежащие СКМ.
Государственные предприятия за год добыли меньше 3 млн. тонн. Снижение объемов добычи будет существенным – 20-25% по сравнению с прошлым годом.
В первую очередь это произошло из-за пандемии и ее последствий. Во время локдауна потребление электроэнергии резко сократилось. Все экономики почувствовали это через падение цен на энергоресурсы и топливо для электростанций.
Для сравнения, если в январе индекс API 2 (эталонная цена для угля, импортируемого в северо-западную Европу – Ред.) в портах Европы – Амстердаме и Роттердаме, составлял $50, то в мае он был уже меньше $39, что является крайне низкой ценой для угледобывающих предприятий Европы, в т. ч. Украины.
Если говорить об индексе API 4 (эталонная цена на уголь, экспортируемый из ЮАР с терминала Ричардс Бей – Ред.), это Дальний Восток, Китай, там уголь стоил в январе $87. Но в мае и этот индекс опустился ниже $54. Была очень существенная конкуренция угледобывающих предприятий Европы с подземной добычей с импортными поставками карьерного угля.
В Украину до августа ввозился российский уголь энергетических марок газовых групп. Для поддержки украинских шахт с августа наше правительство ввело заградительную пошлину 65% от стоимости ввозимого угля энергетических марок, добываемого в России.
Помимо снижения цены на импортный уголь, снизилась также и цена на природный газ. Потребители, которые могли перевести свои котлы с угля на газ – сделали это. На газ перешли сахарные заводы и даже Калушская ТЭЦ.
Касаемо вопроса экономических результатов угледобывающих предприятий могу сказать, что у ДТЭК за счет мощных шахт и большого объема добычи, а также того, что они сами потребляют свой уголь, негативное влияние локдауна весной было минимизировано. Но даже они были вынуждены вывести в простой свои мощности в пик кризиса.
Также для оптимизации своих активов, ДТЭК стал инициатором возврата арендованных угледобывающих предприятий Добропольеуголь в государственную собственность, несмотря на ранее проделанную там работу и инвестиции.
Остальные предприятия можно разделить на несколько крупных объединений и несколько относительно новых шахт. У нас есть “Красноармейскуголь”, “Селидовоуголь” и пр. Они объединяют шахты с небольшой добычей.
Из относительно новых – Южнодонбасская 1 и Южнодонбасская 3, шахта им. Сургая и Краснолиманская. У них добыча больше, по сравнению с остальными государственными шахтами, но даже они пострадали. Если в прошлом году они продавали уголь непосредственно на “Центрэнерго” и другим покупателям, рассчитывались по заработной плате и поставкам материально-технических ресурсов, то на сегодня цена, которую дает “Центрэнерго”, это 1650 грн. без НДС и транспортировки, их не устраивает. Они стали предлагать своим поставщикам рассчитаться углем за поставки оборудования и запчастей по цене выше, чем у “Центрэнерго”, в надежде на то, что поставщики оборудования возьмут этот дисконт в надежде получить деньги хоть частично. Такого не было с 2000-х годов.
– Как обстоит ситуация с долгами в угледобывающей отрасли?
– По данным Министерства энергетики – долг по заработной плате составляет 1,4 млрд. грн. Если этот долг разделить на объем добычи за 10 месяцев 2020 года, то это по 600 грн. на тонне, при цене 1650 грн. Это достаточно большой объем задолженности. При этом “Центрэнерго” регулярно перечисляет деньги за поставленный уголь гос. предприятиям.
Правительство обещает закрыть вопрос с зарплатами. Верховная Рада 17 ноября приняла в целом законопроект №4119 о внесении изменений в госбюджет Украины на 2020 г. относительно реализации ст. 11 закона о рынке природного газа, предусматривающего финансовое оздоровление ПАО “Укрнафта” путем взаимозачета с НАК “Нафтогаз” и госбюджетом. Средства в размере 10,3 млрд. грн., полученные госбюджетом в результате операции, будут направлены на финансирование Фонда борьбы с COVID-19 (8,9 млрд. грн.) и выплату задолженности по зарплатам перед шахтерами (1,4 млрд. грн.).
Пока искали деньги на зарплаты, возникла новая проблема – недостаточные остатки угля на ТЭЦ. Это связано с низкими ценами на угольную продукцию, по которой готовы покупать угольные электростанции. Эти цены не покрывают затраты по его добыче для многих угольных предприятий, вследствие чего отгрузка угля для шахт не целесообразна.
– Как вы оцениваете усилия государства по реформированию угольной отрасли?
– Есть только один позитив: то, что Кабинет министров начал говорить о закрытии этих предприятий. Это очень болезненная тема для Украины, которую использовали все, кому не лень, начиная от профсоюзов, заинтересованных в существовании убыточных и неперспективных шахт, и заканчивая гос. чиновниками, заинтересованных в лоббировании поставок на государственные шахты. Но мы же понимаем, что когда зарплата – по 600 грн. на тонне и к ним еще плюсуются долги по поставкам оборудования и запчастей, то возникает резонный вопрос: а есть ли необходимость добывать такой уголь? Может, есть смысл завозить его из Казахстана, где он добывается карьерным способом с себестоимостью добычи $10. Даже несмотря на высокие затраты на транспортировку – $40-50, все равно это выгодно.
При таких объемах дотаций, которые выделяет государство на угледобывающие объединения для оплаты труда, проще выплачивать помощь при потере работы.
Но пока дальше разговоров, что министерство отобрало несколько угледобывающих предприятий для пилотных проектов, ничего нет.
– Как все же реформировать отрасль – отказаться вообще от угля или модернизировать предприятия?
– Каким образом реформировать убыточные предприятия? Их надо просто закрывать. Другого варианта нет.
Наши эксперты и чиновники часто сравнивают нашу реформу с другими подобными проектами, которые были реализованы, в частности, в Германии.
Но давайте говорить открыто. В Германии – нормальная система федерального управления. Там у каждого региона есть свои полномочия, бюджеты, возможности влиять на экономические показатели, предоставлять льготы. И это достаточно богатые регионы.
Исходя из их опыта, реформирование надо проводить планово, в течение 20 лет. Прекратить готовить горных специалистов, взамен учить специалистов для других отраслей. А старших людей трудоспособного возраста этих профессий за эти годы уже останется немного, и им оказать помощь.
Но у нас не Германия. Наша реформа будет жесткая.
Но, тем не менее, этой проблемой нам нужно заниматься сейчас. Хотя мы говорим о закрытии шахт в 2030.
– По-вашему, удастся ли закрыть убыточные шахты до 2030 г., как это запланировал Кабмин?
– Может получиться, если делать работу планово, начинать программы по трансформации. Но проблема в том, что каденция чиновника очень маленькая. Например, Ольга Буславец проработала на должности и. о. министра меньше года. И чиновник, понимая это, старается уйти от решения проблем, старается обойтись лозунгами, а не действиями.
При этом угольная отрасль во всем мире – стагнирующая. Она не имеет далеких перспектив. Все, кто занимается добычей угля, делают поправку на то, что рынок будет сужаться. Строительство новых мощностей будет идти очень осторожно.
– Что предполагает трансформация угольных моногородов, о которой говорят в правительстве, и удастся ли ее провести?
– Это сложный процесс. У нас представляют процесс так: давайте шахту закроем, а на ее месте создадим рабочие места.
Но у нас угольные регионы находятся там, где сейчас идет война. И риски инвестирования в тот регион достаточно высокие.
Вторая проблема – куда пойдут освободившиеся шахтеры. Бухгалтер, экономист, слесарь, электрик найдут себе работу. А основная масса людей, обеспечивающих работу шахты – это ГРОЗы, горно-шахтные рабочие очистных забоев. Эти люди, по-сути, не имеют специальности. И возраст 30-40 лет. Переобучить их на кого-то достаточно проблематично. Самая ближайшая для него профессия – грузчик. Но это совсем другой уровень доходов. А шахтеры привыкли получать достаточно большую для Украины зарплату, около 20 тыс. грн. И найти им адекватную работу практически невозможно.
Но при этом нужно с чего-то начинать. Например, дать пособие по потере работы, чтобы шахтер искал новую работу. Ведь если человек получает зарплату – он не станет заниматься поиском новой работы.
Пример из личного опыта. Я работал директором обогатительной фабрики “Чумаковская” в Донецке. Это старое предприятие. В Покровске находилась молодая шахта, которая в лучшие годы добывала 8 млн. тонн угля, а в этом году добудет более 6 млн. Я инициировал строительство обогатительной фабрики на этом предприятии. Но мне не удалось переманить работников с ЦОФ Чумаковская, хотя я всех позвал. Перешли буквально 5-10 человек. У остальных – квартиры в Донецке, налаженный быт и т. д. Построить новое предприятие – сложно, и переезжать людям – тоже проблематично.
Это должна быть комплексная программа. С привлечением, в том числе, и Министерства образования. У нас до сих пор продолжают готовить шахтных специалистов, и в училищах, и в университетах. Люди получают дипломы и работают не по специальности. И если правительство решится на серьезный, но нужный шаг планового закрытия убыточных шахт, то необходимо вместо горных специалистов начинать готовить специалистов развивающихся отраслей: IT, сельского хозяйства, машиностроения. Выделять пособия выпускникам, чтобы они могли переезжать, снимать жилье, в других регионах находить себя.
– Какую работу можно “придумать” для шахтеров? Какие проекты по их занятости могут быть?
– Существует предложение построить на месте шахт солнечные или ветряные электростанции. Еще сейчас все бросились изучать производство водорода, как замену природного газа. Но там, где шахты – как раз будет мало потребителей и водорода и электроэнергии. Кроме того, на востоке мало участков, которые можно использовать под солнечные электростанции.
Главная проблема в том, что для угольных регионов ничего не делается на уровне государства. Никто не предлагает льготы по налогам, оформлению земли, чтобы было выгодно запустить там производство и создать рабочие места. В других странах не только предлагают землю под строительство предприятий, но и вкладывают государственные деньги в сети, дороги.
Я вижу единственный выход – переучить молодежь, перенаправить ее в другие регионы и ассимилировать там. Это самый реальный вариант решить проблему с избытком рабочей силы, после закрытия убыточных шахт.
В 2014 году огромное количество переселенцев переехали, включая мою семью. Мы за эти годы ассимилировались, нашли свое место. Эта проблема при желании решаемая, но никто ею не занимается.
– Минэнерго рассчитывает продавать целостные имущественные комплексы угледобывающих предприятий. Непохоже, чтобы там очередь из инвесторов стояла.
– Их и не будет. Структура угледобывающего предприятия – это площадка, на которой построены вертикальные стволы, с помощью которых на-гора выдается уголь. На этой площадке существует склад угля, железная дорога подведена, есть ремонтные мастерские, АБК (административно-бытовой комплекс – ред.) со столовой, и обслуживающие помещения – бухгалтерия, отдел кадров, спортзал. Все. Как это все перепрофилировать – мне сложно сказать.
В Катовице я видел, что шахту с промплощадкой использовали как музей. Из АБК сделали офисный центр. Но это Катовице, где и так развита промышленность, и шахта находится в черте города, и страна уверенно развивается. А что можно сделать с шахтой, которая посреди степи, в Донецкой области на расстоянии 30 км от линии фронта? Переделать ее в офисы – туда неудобно добираться на работу. Разместить машиностроительное предприятие – можно. Но зачем его строить в степи, где нет доступа трудовым ресурсам? Это опять дополнительные затраты на перевозку работников.
– То есть, у министерства нет каких-то четких планов с конкретными предложениями по реформированию?
– Нет. Но все равно этим надо заниматься.
– Азия наращивает потребление угля. Есть ли вероятность того, что Украина сможет продавать уголь в том регионе?
– Китай и сам является крупным производителем угля. До недавнего времени они покупали уголь у Австралии, но сейчас переориентировались, из-за скандала, на Казахстан и Россию. Из-за этого уголь в Поднебесной сильно подорожал. За декабрь в портах Китая индекс составлял $90. А в порту Амстердама – Роттердама $66.
Но $90 – это цена в порту за 6000 ккал/кг. У нас “Центрэнерго” покупает уголь с золой от 23%, а это менее 5000 кКал/кг – по 1650 грн. ($60). Теперь эти $60 надо довести до порта. Это где-то $10-15 на тонне затрат. Плюс перевалка-погрузка в порту, это еще $10, плюс доставка в порт Китая. В итоге, продавая уголь в Китай, получаем цену более $110 за тонну на калорийность менее 5000.
А кузбасские разрезы – добыча угля открытым способом. И себестоимость добычи составляет $10 при той же калорийности 6000 кКал. Единственный недостаток Кузбасса – что он находится ровно посредине России. Ближайшие порты для перевозки в Европу – Балтика, в Китай – железная дорога, где низкая пропускная способность. И затраты на транспортировку от $40 до 50. Но с такой себестоимостью это можно позволить.
В Украине особенность залегания угля не позволяет это делать. Украина никогда не была экспортером. Потому Азия, как и другие страны, для нее закрыты.
– ЕС готов поддерживать Украину в борьбе за реформирование угольной отрасли. В чем заключается поддержка?
– Осенью Буславец говорила, что Германия готова выделить $20 млн. На сегодня это капля в море.
Но на эти деньги можно хотя бы разобраться, сколько действительно людей задействовано в шахтах, сколько в обслуживающем бизнесе, сколько не связаны с горными отраслями, как наполняется бюджет от этих шахт. Смоделировать всю социальную и экономическую систему этих регионов. Это нужно, чтобы понимать, сколько там детей, молодежи, сколько их появится, как будет происходить процесс старения, кто останется трудоспособного возраста. И чтобы решать проблемы без ложных надежд на массовое создание рабочих мест. (Янина Ткачук, Kosatka.media/Энергетика Украины и мира)
