Эксклюзивное интервью главы правления ПАО “Укрнафта” Марка Роллинса информационному агентству “Интерфакс-Украина”.
– “Нафтогаз” заявил о планах “развода” между основными акционерами, о разделении “Укрнафты” на нефтяной и газовый бизнесы. Обсуждалась ли эта идея с вами? Как вы к ней относитесь?
– Откровенно говоря, мне не известно о конкретных планах раздела “Укрнафты”. Я слышал о том, что это один из возможных вариантов решения проблем, с которыми сталкивается компания. Вместе с тем сейчас разделение невозможно, и я даже не представляю, как это можно было бы сделать из-за наличия налогового долга и описанных в налоговый залог активов. Также невозможна по украинскому законодательству передача спецразрешений на добычу углеводородов другим компаниям. Поэтому я не понимаю, как разделение выглядело бы на практике. Концептуально, возможно, “Нафтогаз” и миноритарные акционеры обсуждали какие-то решения, но мне неизвестно о каком-либо конкретном плане.
В настоящее время мы сосредоточены на решении нашей долгосрочной проблемы налогового долга. Это главный приоритет, и мы сейчас обсуждаем с акционерами ряд потенциальных решений этой проблемы.
– На каком этапе находится решение этого вопроса? Какие сейчас есть предложения по выходу из этой ситуации?
– Как вы знаете, в прошлом мы обсуждали разные варианты решений. Ни одно из них не реализовалось по техническим, юридическим или политическим причинам. Я уже неоднократно говорил, что поскольку у нас нет достаточных средств для погашения долга, нам нужно заручиться поддержкой акционеров для принятия какого-либо решения в этом вопросе. В 2016 году мы предлагали план финансового оздоровления компании, в рамках которого она получила бы часть денег за неоплаченный газ и дебиторской задолженности. Сегодня один из вариантов, который мы обсуждаем с НАК “Нафтогаз Украины”, это приобретение газа у “Укрнафты”, в т.ч. предоплата за газ будущей добычи. Эти средства предполагается использовать для погашения нашей налоговой задолженности.
Мне кажется, мы достигли существенного прогресса в переговорах с акционерами, их позиции по многим аспектам этого решения согласованы, поэтому я с оптимизмом смотрю на возможность реализовать это решение на практике. Для реализации этой сделки потребуется еще ряд согласований. “Нафтогазу” нужно будет получить согласие своего наблюдательного совета и, потенциально, своих акционеров для того, чтобы купить у нас газ. Точно так же и “Укрнафте”, прежде чем подписать такое соглашение, нужно получить официальное согласие акционеров.
– В ГФС время от времени говорят, что налоговая служба может приступить к продаже активов компании. В частности, самыми ликвидными они считают АЗС. Насколько велик этот риск и есть ли время согласовать с вашим акционером план и не лишиться активов?
– Прежде всего, мы дисциплинированные налогоплательщики. За предыдущие два года мы полностью выполнили текущие налоговые обязательства и заплатили даже сверх того. В ГФС прекрасно знают, что самостоятельно мы не можем решить проблему налоговой задолженности. Но мы делаем все возможное. Поэтому налоговое ведомство, вероятно, не будет против озвученного выше решения, которое соответствует законодательству, и дает нам возможность погасить налоговый долг. Наоборот, ГФС должна быть “за” такое решение. Мы не просим ГФС ни о каких уступках. Мы лишь хотим погасить долг.
То решение, которое мы сейчас обсуждаем, можно реализовать достаточно быстро при условии, что все стороны согласны. При этом мы говорим о погашении налогового долга, вместе со штрафами и пенями. Таким образом, устраняется само основание для наличия налогового залога.
– Каков шанс частично решить эту проблему долга тем, чтобы уменьшить дебиторскую задолженность, которая есть перед компанией, и как вы оцениваете обвинения в адрес руководства “Укрнафты”, что оно недостаточно уделяет внимания этому вопросу?
– Я всегда говорил, что мы делаем все от нас зависящее, чтобы ликвидировать дебиторскую задолженность. Мы действуем в соответствии с законодательством и предприняли соответствующие действия по судебной защите наших интересов. Решения вынесены в нашу пользу, но у контрагентов нет денег. И это вне нашего контроля. Если есть еще что-что, что мы можем сделать для взыскания долга, я хотел бы знать, что именно? Мы делаем все от нас зависящее. Заклинаниями эту проблему точно не решить. Те, кто утверждает обратное, либо находятся в плену иллюзий, либо очень наивны. Если у этих людей есть идеи получше, то мы с радостью их выслушаем. Мы делаем все возможное в рамках законодательства. Одно дело – подать в суд на дебиторов и выиграть, но если у этих компаний нет денег, то выполнить решение суда невозможно. Кстати, часть дебиторской задолженности не является безнадежной, и мы получили гарантийные обязательства в обеспечение выплат. Таким образом, мы рассчитываем вернуть часть денег, но посмотрим, сколько именно мы сможем получить.
– Одной из идей улучшения финансового положения компании называют расширение круга покупателей на продукцию “Укрнафты”. Также присутствуют нарекания, что этот круг ограничен и это искусственное ограничение.
– Мы уже несколько лет просим правительство принять меры и расширить круг покупателей. Мы обязаны продавать нашу нефть на государственных аукционах. На этих аукционах только один потенциальный покупатель, потому что правила аукционов написаны так, что мы не можем экспортировать нефть и продавать ее на экспортных рынках. Поэтому ее нужно перерабатывать в Украине, где работает всего лишь один НПЗ. Соответственно, на этих аукционах есть лишь один клиент. Мы не против продавать нефть этому клиенту, но хотели бы иметь альтернативу, если нашу нефть не хотят покупать на внутреннем рынке. В некоторых СМИ я встречал утверждения, что мы лоббируем низкую цену на нефть. Это не так. Мы выступаем за такое ценообразование, которое позволило бы нам экспортировать нефть, если в этом есть необходимость. Речь не идет о том, чтобы по этой же цене продавать нефть на внутреннем рынке. Но для экспорта нужна конкурентная экспортная цена.
Мы просим сделать аукционы более гибкими. Пока, к сожалению, безрезультатно. Наш единственный покупатель имеет возможность импортировать нефть иногда по более привлекательной цене, а это означает, что мы не получаем доход и остаемся с непроданной нефтью. Срывы аукционов отрицательно сказываются на стабильности денежного потока и негативно влияют на весь бизнес, например, на закупочный цикл. В нашем бизнесе достаточно длительный закупочный цикл. Нестабильный денежный поток нарушает процесс закупок, а это означает задержки с реализацией ремонтов, обновления оборудования и других инвестиций. Мы же хотим застраховаться от таких случаев, обеспечить стабильный денежный поток, иметь возможность найти покупателя, если нефть не продается внутри страны.
– Раз уж зашла речь о финансовых потоках, могли бы вы озвучить финансовые показатели по итогам 2018 года?
– В настоящее время мы проходим аудит финансовой отчетности. Рассчитываем завершить процесс к середине апреля и готовимся к ежегодному собранию акционеров. Я готов озвучить основные моменты, но нужно помнить, что это неаудированные данные. В 2018 году будет зафиксирована существенная чистая прибыль. Вы, вероятно, знаете, что за первые девять месяцев мы заработали более 4 млрд. грн. И я ожидаю, что наш результат за весь 2018 год составит около 6 млрд. грн. Сравните это со 100 млн. грн. за 2017 год и с убытками в предыдущие годы. Говоря об этих 6 млрд. грн., нужно уточнить, что мы еще должны будем сформировать определенные резервы, например, под возможные штрафы и пени, связанные с налоговым долгом, которые могут уменьшить этот показатель. Но в любом случае 2018 год будет для нас чрезвычайно успешным.
Для этого есть несколько причин. Мировые цены на нефть были хорошими. В 2018 году цена нефти превысила показатель, который мы закладывали в бюджет, и составила в среднем $70 за баррель, в то время как мы планировали исходя из цены немного ниже $60. Также мы показали очень хорошие результаты по добыче. Добыча нефти и конденсата по сравнению с 2017 годом выросла на 5%. Рост продолжается, и с начала 2019 года мы также фиксируем хорошие показатели. В 2018 году добыча нефти выросла впервые за последние 12 лет.
Добыча газа в прошлом году сократилась, но всего лишь на 2%. Это хороший результат, учитывая, что темпы естественного снижения добычи газа на наших месторождениях составляют около 15% в год, если не делать значительных инвестиций. Поэтому снижение добычи на 2% с минимальными инвестициями – это очень хороший результат. Конечно же, мы можем не только стабилизировать, но и увеличить добычу, что и происходит с начала года.
Что касается финансовой дисциплины, то за время моего руководства компанией на протяжении 2016-2018 годов из года в год мы наращиваем процент выплаченных налогов. К примеру, в 2017 году мы выплатили 100%, а в 2018-м – более 100% текущих налоговых обязательств. Сегодня мы – четвертый налогоплательщик Украины. Главная проблема для компании – это нерешенный вопрос налогового долга. Если нам удастся решить эту проблему, это принесет компании огромную выгоду, потому что в этом случае мы сможем инвестировать намного больше и, думаю, также сможем значительно нарастить производство. У нас – огромный потенциал развития.
Мы увеличили инвестиции, хотя и не настолько, насколько хотелось бы – именно из-за проблемы налоговой задолженности и проблемами с денежным потоком, которые связаны с аукционами по продаже нефти. На 2019 год у нас далеко идущие планы.
– Процесс прироста добычи нефти связан с внутренними процессами по интенсификации добычи или из-за низкой базы сравнения, возникшей из-за проблем с лицензиями?
– С одной стороны, есть эффект низкой базы, хотя и небольшой – остановка добычи в 2017 году из-за лицензий пришлась на конец года и снижение производства в целом по году было незначительным. С другой стороны, рост стал результатом более эффективных ивестиций. Хотя их объем недостаточный. Для устойчивого роста нам нужно вкладывать в два-три раза больше. Но все же прирост инвестиций есть, и в основном они идут на инициативы и проекты с высоким потенциалом отдачи. Это вложения, которые могут сгенерировать денежный поток за относительно короткий отрезок времени.
Но так не может продолжаться вечно. Нам нужны более масштабные и долгосрочные капиталовложения, например, в бурение новых скважин. Сейчас есть возможность с относительно небольшими инвестициями получить прирост добычи – по сути, мы исправляем последствия недоинвестирования на протяжении 5-10 лет. Но, в конце концов, эти возможности исчерпаются.
Нам нужно бурить новые скважины, и именно поэтому нам нужно решить проблему налогового долга. Решив ее, мы сможем увеличить объем инвестиции и планировать на долгосрочную перспективу.
– Инвестиции на 2019 год запланированы в большем объеме?
– В 2019 году мы планируем увеличить инвестиции более чем вдвое, по сравнению с 2018 годом. Если нам удастся реализовать наши планы, то мы можем рассчитывать в этом году на стабилизацию или некоторое увеличение добычи. Таким образом, мы заложим базу для роста в 2020-2021 годах. Но реализация этих планов зависит от того, удастся ли нам решить проблему налогового долга.
Итак, есть позитивная история. Добыча стабильна, даже растет, инвестиции увеличиваются, есть рост налоговых поступлений уплаченных налогов, финансовые результаты существенно улучшились. Это хорошая история, но она может быть еще лучше.
Параллельно мы проводим внутреннюю реструктуризацию, направленную на повышение эффективности компании. Возможно, этого не видно со стороны, но внутри “Укрнафты” это большие перемены, и мы проделали немалый путь.
Когда я пришел в компанию, здесь были 22 разрозненных структурных подразделения – каждый со своей управленческой командой, финансовой системой. Многие функции поддержки дублировали друг друга. Это была очень неэффективная структура, созданная для другого времени, другого типа бизнеса, другой деятельности, когда масштабы деятельности были другими.
Мы много сделали для того, чтобы изменить компанию. Например, у нас было три управления буровых работ, сейчас – одна организация. У нас было несколько тампонажных управлений и баз материально-технического обслуживания. Теперь у нас единая сервисная организация, работу которой мы отстраиваем.
Мы объединили функции логистики и транспорта в единую транспортную службу – сейчас там происходит трансформация и оптимизация. Транспортные средства оснащаются устройствами GPS, работает система управления транспортом, с помощью которой мы можем контролировать и планировать все поездки. Это экономит нам огромные объемы топлива.
Шесть нефтегазодобывающих управлений (НГДУ) и три газоперерабатывающих завода. Сегодня они объединены в два производственных кластера – “Укрнафта Восток” и “Укрнафта Запад”. Всего в новой конфигурации компании – шесть бизнес-единиц вместо двадцати двух.
Мы завершили первый этап внедрения системы ERP по всей компании. Второй этап запланирован на этот и следующий года. Улучшилась IT-безопасность. Мы храним данные с использованием облачных технологий.
Сокращается количество персонала. К сожалению, это необходимо. Когда я пришел в компанию, здесь работало более 26 тыс. человек. Сейчас – около 22 тыс. Масштаб компании не соответствовал масштабу задач. Когда я пришел, было три управления буровых работ и 60 буровых станков. Они практически не бурили скважин, но в то же время мы вынуждены были поддерживать огромную организацию для бурения.
Мы постепенно сокращаем численность, а для тех, кто продолжает работать в компании, делаем намного больше и с точки зрения их профессионального развития, и с точки зрения пересмотра зарплат. На этот год мы запланировали значительное повышение зарплат. Для сотрудников в Киеве мы ввели медицинское страхование, существуют соответствующие программы и для работников в регионах.
Мы пытаемся подготовить компанию к тому моменту, когда у нас появится достаточно капитала, мы могли бы более эффективно его вкладывать. Вопрос в том, что когда у тебя есть средства, ты должен вкладывать их максимально эффективно. Очень легко потратить деньги впустую.
Мы строим организацию, которая может инвестировать и делать это эффективно и выгодно для акционеров. Мы улучшаем и нашу материально-техническую базу и вкладываемся в развитие сотрудников. “Укрнафта” развивается, и этот процесс будет продолжаться.
– Одним из направлений бизнеса было сотрудничество с “Днипроазотом”. Как вы оцениваете это сотрудничество, какова была его маржинальность? Остались ли какие-то долги?
– В целом сотрудничество с “Днипроазотом” было весьма успешным. “Укрнафта” начала работать с “Днипроазотом” в 2010 году, перерабатывая газ собственной добычи в аммиак. На тот момент и в последующие годы это сотрудничество было коммерчески выгодным для компании, поскольку альтернативой была продажа газа по нерыночной цене. В то же время, вы знаете, что рынок газа претерпел изменения. В 2016 году все изменилось: стало возможным продавать газ по рыночным ценам. Соответственно, это изменило экономику производства аммиака. В то время мы провели переоценку нашего сотрудничества с “Днипроазотом”. У нас были заключены долгосрочные контракты, и мы постарались максимально оптимизировать их. Оценили разные варианты, в т.ч. досрочного расторжения контракта, ведь он действовал до конца 2017 года. В итоге приняли решение не разрывать контракты до истечения сроков их действия, учитывая, что разрыв договора был сопряжен с различными рисками. В конце 2016 года, т.е. за год до даты его окончания, как это было предусмотрено контрактом, сообщили о нашем желании завершить сотрудничество в конце 2017 года. Повторю, мы несколько раз возвращались к вопросу возможного досрочного расторжения контракта, потому что потенциально мы могли заработать больше денег, продавая газ на рынке вместо производства аммиака.
Вместе с тем, могу сказать, что контракты с “Днипроазотом” были для “Укрнафты” прибыльными и мы не понесли убытков. В конце 2017 года договорились с “Днипроазотом” о трехмесячном переходном периоде, о чем они нас специально попросили, ссылаясь на то, что им нужно время, чтобы получить соответствующие разрешения на самостоятельное производство аммиака.
В этот период мы также изменили коммерческие условия контракта, сделав его еще более выгодным для “Укрнафты”. В результате мы, как и планировали, прекратили поставки газа в марте 2018 года. Нам удалось разойтись, не втягиваясь в судебные споры. Насколько мне известно, в какой-то момент они остановили производство, но сейчас возобновили работу и покупают газ на рынке.
“Укрнафта” продает свой газ на украинском рынке, через аукционы или по двусторонним контрактам. Но главное – это то, что мы продаем его по рыночным ценам. Это нормальные для украинского рынка цены.
Еще одна из причин, по которой мы не стали досрочно разрывать контракт, – это задолженность “Днипроазота”. На каком-то этапе она достигла 1,7 млрд. грн. Мы реструктуризировали долг, решив, что путь сотрудничества лучше с точки зрения выплаты долга. “Днипроазот” исправно обслуживал долг на протяжении всего 2018 года, продолжает выплачивать долг и после прекращения сотрудничества. Сейчас задолженность “Днипроазота” перед “Укрнафтой” сократилась до 300 млн. грн.
С моей точки зрения, наша команда достаточно успешно сумела завершить это иногда непростое партнерство, причем без скандалов и конфронтации.
– Может ли “Укрнафта” продолжить это сотрудничество в будущем?
– В этом нет необходимости, поскольку мы продаем газ по рыночным ценам. Я надеюсь, так будет и далее, если, конечно, не изменится ситуация, не изменится законодательство.
Одним из факторов, которые мы должны были принять во внимание, решая, следует ли досрочно разрывать контракт, было то, не примет ли правительство решение еще раз изменить законодательство и не придется ли нам снова продавать газ по нерыночным ценам.
– Одним из ключевых направлений являются автозаправочные станции и продажа нефтепродуктов. Как компания видит перспективу АЗС в последующие годы?
– Когда я пришел в “Укрнафту”, наша сеть заправок была практически нерентабельным бизнесом. Поэтому мы изменили бизнес-модель. Мы изменили модель сотрудничества с “Укртатнафтой”, и теперь продаем через наши заправки наши собственные нефтепродукты. Теперь у нас достаточно хорошие показатели рентабельности в рознице. Мы ее развиваем шаг за шагом, поскольку у нас ограниченный капитал. Когда мне нужно принимать решение, касающееся распределения капитала, то, как правило, более выгодно львиную часть его направлять на увеличение добычи. Но розница важна для нас с точки зрения обслуживания наших клиентов, поддержки определенного уровня сервиса для того, чтобы оставаться в игре.
Я хочу поддерживать сеть, развивать и укреплять ее. Но мы не планируем соревноваться с игроками премиум-сегмента. Мы знаем, в каком сегменте работаем. Но мы хотим быть в нем хороши. Мы хотим, чтобы у нас были хорошие базовые сервисы, хороший базовый набор предложений, при этом наше топливо хорошего качества.
“Укрнафта” собирается постепенно развивать сеть и укреплять ее. Вероятно, вы уже видели, что мы начали программу ребрендинга, расширили ассортимент продукции. Мы открываем магазины – этого у нас раньше не было. Мы улучшаем свои базовые сервисы, к примеру, санузлы на своих заправках, ведь это одна из самых важных вещей на АЗС.
Мы стремимся предложить солидный базовый ассортимент предложений и оставаться в эконом-сегменте. Для того чтобы оставаться в игре, вам нужно что-то инвестировать, и мы постепенно делаем такие инвестиции.
Мы взяли на себя некоторые риски. Ведь наши ребрендированные АЗС выглядят необычно, они отличаются от того, как выглядели раньше. Мы пробуем новые вещи и пытаемся сделать нашу сеть более интересной. Мы планируем ребрендировать в будущем намного больше АЗС. Сейчас в Киевской области уже работают пять таких станций – что-то вроде пилотного проекта. В планах – ребрендинг еще 50-ти. Бренд “Укрнафты” довольно силен в Западной Украине, в частности во Львовской области. Вероятно, на очереди – станции именно в этом регионе. Шаг за шагом, хотя и с ограниченными инвестициями, мы улучшаем ассортимент предложений клиентам.
Как я сказал, сеть АЗС довольно прибыльна, но она не может сгенерировать столько прибыли, сколько дает добыча. Если вы ограничены в капиталовложениях, то у вас есть лимит на инвестиции в розницу. Мы тратим достаточно, чтобы оставаться в игре и предлагать клиентам достойный выбор.
– Как устроена система закупки нефтепродуктов “Укрнафтой” для своих АЗС?
– В Украине работает лишь один НПЗ, поэтому вся переработка нефти происходит в Кременчуге. Мы не покупаем нефтепродукты на рынке, мы получаем их от “Укртатнафты”, перерабатывая нефть собственной добычи. По сути, это своп-операции нефть на нефтепродукты, при которых учитывается экономика переработки.
Вместе с тем, есть определенный объем нефтепродуктов, который мы можем продать через собственные АЗС. А нефти мы добываем больше, чем нужно для наших собственных нужд. Поэтому “излишек” нефти мы продаем “Укртатнафте”, которая перерабатывает ее в нефтепродукты для реализации на рынке.
Когда я приехал в Украину, наша компания продавала на своих заправках нефтепродукты “Укртатнафты” на комиссионной основе и получала за это небольшой процент. Мы изменили эту ситуацию. Сейчас мы продаем собственные нефтепродукты и можем контролировать денежный поток в рознице, что важно для бизнеса. Сейчас мы оцениваем результаты работы этой модели и, возможно, придем к более совершенной бизнес-модели.
Кстати, мы также собираемся ввести собственные топливные карточки. Раньше мы работали с карточками Avias. Как видите, постепенно мы отстраиваемся в различных сегментах нашего бизнеса, в т. ч. в рознице.
– Уточните нюансы по свопам.
– Мы проводим оценку “крэков” (разницы цен на едином базисе) нефти и нефтепродуктов, смотрим, какая эффективность работы НПЗ, какие продукты производятся из сырой нефти, соответствующие затраты процессинга, и затем уже получаем оценку стоимости нефтепродуктов и нефти с учетом различных затрат. Это как если бы действовал полноценный механизм свопов (обмена).
– Небольшое уточнение по цене нефти на этот год. Какие прогнозы вы закладываете?
– Хотел бы я знать! По опыту могу сказать, что прогнозирование цен на нефть – неблагодарное занятие. Но я стараюсь планировать, исходя из относительно консервативных предположений. В 2018 году мы прогнозировали около $55 баррель, а в результате средняя цена составила $71. На этот год мы заложили в прогноз $60 за баррель. Собственно, это практически текущая цена. Мы стараемся быть относительно консервативными в своих прогнозах, чтобы покрыть свои инвестиции. Думаю, рынок останется в пределах $60-70 за баррель.
– Как считаете, вам удалось найти баланс между интересами двух акционеров?
– Я стараюсь. Конечно, это не всегда легко. Не обязательно они соглашаются с тем, что хотел бы сделать я. Иногда они не соглашаются друг с другом. Я стараюсь создать атмосферу сотрудничества, находить правильный баланс. Конечно же, моя обязанность как председателя правления “Укрнафты” – отстаивать интересы компании. Моя обязанность – следить, чтобы соблюдались интересы всех акционеров. (Укррудпром/Энергетика Украины и мира)